Александр Белугин, график, живописец, культуролог

Знакомьтесь! Сегодня в рубрике «Частная территория» Александр Белугин.

Александр Белугин - график, живописец, культуролог. Учился в Абрамцевском художественном училище на факультете резьбы по дереву, занимался в Текстильной академии дизайном костюма, окончил Пензенское художественное училище по специальности скульптура. Член Союза художников России. Иллюстратор книг и журналов. Преподаватель изобразительного искусства в российских и зарубежных школах с 25-летним опытом работы. Участник российских и международных выставок. Основатель и куратор литературного клуба «Подвал № 1». Основатель графического стиля «Русское УКИЁ», и живописного стиля «Протофлексы».

МB: Александр, поначалу мы хотели взять у вас интервью в рамках арт-кафе, рассказать о вас как о художнике, потом решили, что расскажем о литературном клубе «Подвал № 1». Но говорить о литературном клубе, который создает профессиональный художник, не касаясь живописи, невозможно. Работа с детьми – отдельная тема. Получается, что Александр Белугин – это большой и многогранный проект, и говорить о какой-то одной стороне этого проекта, не касаясь других, будет неправильно. Рассказать о вас в рамках одного интервью довольно сложно, но мы попытаемся. И начнем с литературного клуба «Подвал № 1».

Для справки: в 1997 году в своей мастерской на Войковской Александр Белугин открыл литературный салон, как тогда принято было называть, который назвал «литературный клуб Подвал № 1». Путеводитель «Неофициальная Москва» написал об этом событии так: «Однажды в один из зимних вечеров 1997 года в мастерскую к Саше Белугину пришли друзья. Но не просто попить чай, а провести философский семинар на странную тему "Передвижение ледников, Времена года и Жизнь ёжиков". При этом почему-то читались стихи и исполнялась музыка. Неожиданно для всех встреча оказалась приятной, интересной и тёплой, несмотря на холод под высокими сводами мастерской.

После нескольких таких «семинаров» как-то само собой вечера стали регулярными, сложился коллектив как выступающих, так и гостей. Так возник Клуб «Подвал № 1». Теперь один раз в месяц живописная мастерская художника А. Белугина превращается в клуб «Подвал № 1». Поэты читают стихи, музыканты играют музыку, художники показывают картины, философы размышляют вслух. Кто умеет двигаться - танцует. У кого есть голос - поёт. У кого есть что-то ещё - делает что-то ещё. А кто-то снимает всё это на видео и фото для себя и других. Из всей этой творческой кутерьмы получаются хеппенинги, артефакты, инсталляции, перформансы. По сложившейся традиции, вечер завершается общепримиряющим чаепитием. За 15 лет существования клуба его посетили 4000 человек, прошло 140 вечеров, на которых выступили 340 российских и зарубежных авторов. В 2000 году клуб был номинирован на премию «Малый Букер» как российский литературный проект. Бессменным помощником, организатором и куратором клуба является поэт и художник, член Московского Салона Литераторов «МОССАЛИТ» доктор физико-математических наук Игорь Бурдонов.

МB: И первый вопрос: что есть для вас литература? Почему профессиональный художник вдруг начинает писать стихи? И вообще, зачем вам все это нужно, когда вы достаточно востребованы как художник и педагог?

А.Б.: Ваш первый вопрос состоит из трех вопросов, попробую ответить по порядку. Воздух - вот что для меня литература. Без дыхания нет человека, а воздух материал для дыхания. Не представляю себя без дыхания и без литературы. Профессиональный художник, так же как и любой человек, начинает писать стихи по простой причине: «ну просто надо поделиться, прохожий я тебя люблю», - так сказал поэт о задачах творчества, и я солидарен с ним. Чтобы понять и ответить на сложный вопрос: что такое профессиональный художник, особенно в наше время, требуется много места в интервью, поэтому оставлю ответ на потом и скажу, что не являюсь профессиональным художником. Я любитель живописи. Существует такая потребность души, как поделиться радостью своего существования, бытия. Выразить свои эмоции, придать им новую форму, как раз стихи и литература полнее и точнее подходят для самовыражения. Уместно заметить, что как художник я не востребован в социуме, а вот как педагог - да.

МB: Помните, когда родилось ваше первое стихотворение? И что является объектом внимания вашей поэзии?

А.Б.: Совсем не помню, когда родилось первое стихотворение, но хорошо помню, когда пришло осознание работы над стихом: после знакомства с поэзией Марины Цветаевой. Объект моего внимания тот же, что и в живописи - жизнь.

МB: Что вас вдохновляет на поэтическое творчество – та же Муза, что и при создании художественных полотен? И вообще, из какого сора растут ваши стихи?

А.Б.: Я мало пользуюсь греко-римской терминологией для отображения вдохновителя моего творчества. Мне ближе китайское понимание - дао. Поэтому стихи, как и картины, как и вдохновение, растут из дао. Объяснение, что такое дао, займет также много времени, поэтому скажу проще Б.О.Г.

МB: «Подвал № 1» - это форма творческого отдыха или форма аккумулирования новых идей?

А.Б: Слава богу, что я не устал от жизни так, чтобы «Подвал № 1» стал формой моего творческого отдыха, и еще больше хвала всевышнему, что не иссяк мой источник идей так, чтобы аккумулировать чужие новые идеи. Да и по поводу "новых идей" где-то слышал, что существует всего четыреста с чем-то идей, и человечество муссирует их на протяжении всего своего существования.

МB: А есть какие-то планы развития «Подвала»? Что-то меняется или «Подвал» - это установившийся формат?

А.Б: Специальных планов развития «Подвала» нет. У нас сложились четкие постоянные правила, но жизнь вносит свои коррективы, и мы с Игорем постоянно что-то форматируем. Мы консервативны потому, что помним китайское проклятие «чтоб тебе жить в эпоху перемен».

МB: И все-таки основная сфера вашей деятельности – живопись. Кто есть художник, по-вашему? Тот, кто отображает на своих картинах действительность, или тот, кто пытается заглянуть за грань этой действительности? И что важнее? И вообще, зачем нужно заниматься живописью?

А.Б.: Человечеству до сих пор не понятно, кто такой художник. Что такое действительность? Есть ли у неё грани и сколько их? За какую грань надо заглядывать, за какую нет? И надо ли вообще заглядывать? Всё это вопросы, на которые может и должен ответить художник. Но вначале надо овладеть ремеслом живописца. Это достойная и очень сложная задача, её пониманию можно посвятить всю жизнь. Со временем у меня сами собой отпали вопросы: кто такой художник? Зачем нужна живопись? И на первом плане стоит другой вопрос – как сделать? Мучительно завидую создателям музыки, композиторам. Как можно из ничего, из звуков, сотворить такое чудо, как симфония или соната?! Великие композиторы создавали произведения, которые заставляют испытать весь спектр человеческих эмоций. Мне видится, что законы, по которым строится музыка, подобны законам живописи, а художник, создающий свои картины, подобен композитору. Я заметил удивительное свойство краски: если есть соответствия, согласованность между цветами, гармония, то следующий цвет будет строго определенным, и автор может положить в определенное место только тот цвет, который необходим для данного места, и в данном количестве, и в определенной форме. При этом форма требует своей структуры, и чаще всего эта форма совсем не соответствует видимой форме предметов. В музыке нет реалистической передачи действительности, но присутствует реальная действительность. И эта действительность не изображает мир, она подобна миру, и она новый мир. Я уверен, что в живописи так же. Настоящий художник не пытается изобразить видимые предметы, а создает новые, не похожие, но подобные видимым предметам. Если считать задачей живописи, копировать мир, то фотоаппарат - лучший в мире художник. В живописи важна пластика, фактура, плотность и вес. Можно ограничиться поверхностным умением сделать похоже, но это не удовлетворяет автора и иссушает душу. Всегда хочется чего-то настоящего, истинного и правдивого. Как найти настоящее, правдиво изобразить его - вот задача для живописца. И для этого есть много путей. Изучение опыта мастеров, их мыслей, пластических задач. Медитация, самопознание. Изучение философии и религии. И самый главный путь - познание природы.

МB: Многие определяются с выбором профессии ближе к окончанию школы, а иногда и в последнем классе. А когда вы поняли, что живопись – ваше призвание?

А.Б.: Слово «призвание» - слишком высокая планка, мне ближе слово «путь». Поэтому свой путь выбрал в далеком и прекрасном детстве, хотя слово «выбрал» тоже не то, просто с детства чувствовал, что это занятие мне больше всего подходит.

МB: На одном из последних творческих вечеров Александр Белугин праздновал юбилей – вам исполнилось 100 творческих лет. Это много или мало? И как вычислить творческий возраст художника?

А.Б.: Есть некая игра, основанная на традициях даосских художников, исчислять время по количеству написанных картин и совершению значимых поступков. Творческий возраст в разное время за разные дела назначали мне друзья, то мне было 63, то сразу 74. Много или мало? Столько дали или столько получилось - не знаю, как ответить.

МB: Вы сами о себе говорите – Выдумщик. Любая творческая личность, безусловно, может отнести себя к этой категории – придумывать сюжеты, облекать их в литературную, музыкальную, живописную форму может только Выдумщик. Но вы не останавливаетесь на этом. Одних сюжетов вам оказалось недостаточно, и появились новые стили: «Русское УКИЁ» и «Протофлексы». Зачем? И что такое «Русское УКИЁ» и «Протофлексы»?

А.Б.: У меня не было задачи придумать новый стиль. Я хотел точнее обозначить то, чем я занимаюсь. Путешествуя по стране и за границей, подсматриваю и подслушиваю, делаю наброски и зарисовки. Собранный материал ставлю в «Русское УКИЁ». Укиё - японский термин, обозначающий неистинные, ненастоящие картины, сделанные ненастоящим художником. Потому что настоящими называли только тех, кто строго следовал установленным правилам и законам изображений. Именно поэтому великие Утамаро, Хиросиге, Хокусай, рассказывающие о простой, бытовой стороне жизни, работали в стиле укиё. Я так же не следую современным канонам художественной жизни, а пытаюсь двигаться своим путем. Но даже в своем пути есть правила и законы. Поэтому в черно-белой графике в реалистической манере изображаю бытовую жизнь, где в левом углу пишу тексты, иногда стихами, обязательно на переднем плане натюрморт с современным гаджетом, обязательно вид из окна или пейзаж, и непременно цветной символ. А в 2005 году решил сделать эксперимент и начал новую серию картин под названием «Протофлексы». Каждый человек, разговаривая по телефону, рисует какие-то предметы, фигурки, деревья, листики и т. д. Психологи называют эти изображения флексами, или отражениями. Это отражения нашего подсознания, сознание разговаривает по телефону, а подсознание рисует. В этой серии я пытался полностью освободить своё сознание до того, чтобы почувствовать первобытные импульсы, основанные не на образах, а на спонтанных движениях. Освободить сознание от каких либо критериев - вот задача протофлексов. Чем-то это похоже на ритуальное действие. Совершая эти ритуальные действия, я пришел к пониманию слов, написанных в древнекитайском трактате «Слово о живописи из Сада с горчичное зерно», что картина – это дыхание жизни, и художник, совершая несколько жестов, просто дышит вместе со Вселенной. Мне близко такое понимание творчества.

МB: Вам никогда не задают вопрос: а что вы пишете? Поскольку ваши картины отождествить с фотографией не получается никак.

А.Б.: Спрашивают. Каждый раз отвечаю по-разному, в зависимости от человека, его взглядов и миропонимания и, конечно, от моего настроя. Было время, говорил о сюжете, было - о смысле картины. Иногда о целях, первоисточниках, радости, жажде цельности и целостности. Иными словами, о моём взгляде на мир. Но всегда точно и подробно - о конкретных картинах.

МB: У вас неоднократно проходили выставки как в России, так и за рубежом. Вот недавно в библиотеке № 40 им. Сурикова открылась выставка «Душа на рубашку». Каждая новая выставка – это новое волнение или уже привычка?

А.Б.: Конечно выставка это волнение, пока не выработал привычку не волноваться.

МB: А чем отличается русская публика от зарубежной? Где принимают теплее?

А.Б.: Для меня русская публика отличается от зарубежной своим особым вниманием к личности. У неё свои четкие представления, что должен делать автор, как себя вести, что говорить. У неё четкая шкала ценностей. Четкое знание, какой должна быть живопись. В некотором смысле психологи называют такие представления завышенными, а культурные люди называют реакционными, или консервативными, иногда отсталыми, но в любом случае принимает автора наша публика теплее.

МB: Что такое современное искусство? Чем оно отличается от искусства прошлых веков? И надо ли, чтобы оно отличалось? Может быть, стоит всегда ориентироваться на гениев прошлого?

А.Б.: Сложные вопросы, в которых мое мнение не является достаточным, развернутым и полным. Серьезные и глубокие ответы предполагают широкий обзор тенденций и направлений не только в сфере живописных изобретений, но и в сфере социальной жизни, поэтому я оставлю ответ на потом, он требует много времени, да и нет интереса «говорить про искусство» потому, что каждая моя новая картина это ответ на ваш вопрос. Не сомневаюсь, что для кого-то мои картины явятся предложением порассуждать и подумать о жизни и искусстве, о слиянии и различиях.

МB: Писателя можно спросить: о чем вы пишете, что хотите донести до читателя? А о чем пишете вы? Каковы основные темы ваших полотен?

А.Б.: Тему многих моих картин можно обозначить простыми и знакомыми каждому человеку словами: мужчина и женщина. Другая моя тема - добро и зло. Еще любимая тема - человек и общество. Для последней темы я выработал собственный прием. На красную полосу наклеиваю обожженные спички, рядочком, головками вверх. На заре перестройки для радио Би-Би-Си объяснял, что спички - это мы, советские люди, которые все одинаковые, идут стройными рядами, уже обожжены, но еще не сгорели, и сваливаются в вечность по красному фону. В последних работах вернулся к этой теме, потому что времена изменились, а люди меняются мало. Да и друзей, свалившихся в вечность, прибавилось. Из этой же темы: на некоторых работах тюбиком создаю фактуру, похожую на заклепки с броненосца. Идея понятна -жесткость, жестокость бытия. Обожаю вносить разные подтексты в привычные символические фактуры. На многих работах можно заметить шесть одинаковых полосок, иногда они главные атрибуты, иногда они в рядок, иногда создают геометрические треугольники. Таким формальным жестом я отражаю своё пристрастие к китайской философии и культуре, а иногда к арабской и еврейской. Когда знаки горизонтальны, их называют китайские гексаграммы. По преданию, их увидел император Фу Си на панцире древней черепахи, выползшей из озера. Он нарисовал их, потом всю жизнь размышлял, что это? В конце жизни расшифровал и понял, что это символы расстановки сил под небесами. Своеобразный чертеж Вселенной. Я не делаю чертежи Вселенной, но намекаю на то, что из этих простых элементов образованный муж может сложить слово вечность. Частый элемент моих картин - прямоугольники из фольги. Клею их для усиления эстетического эффекта, задаю определенный ритм, как в музыке, или цифровой ряд, как в математике. В Македонии, при ярком солнце, разглядел, что прямоугольники - знаки времени, убегающие песчинки, золотой дождь числового ряда, тоска по вечности и страх смерти одновременно. Есть и знакомые знаки на моих картинах. Часто рисую эллипс, в иконографии он называется мандала (мандалу изображают на алтарных иконах «Спас в Силе», и означает она Вселенную). Иногда зашифровываю в картины графические таблички «52 имени Создателя» на древнем языке в форме клинописи. Однако хочу заметить, что не знаками сильна картина, и живописец хорош не тем, что правильно рисует символические закорючки для умников. Уверен, что хорошая картина несет энергетический посыл, заряд положительных эмоций, дает возможность почувствовать живое начало, переживать и сопереживать свежие, здоровые чувства, дает поводы для размышлений.

МB: Когда работа готова, вы убираете ее в запасник или возвращаетесь к ней время от времени? Писатель часто возвращается к роману, что-то переделывает, что-то добавляет. А художник? Есть неоконченные полотна?

А.Б.: Есть работы, редкие, которые готовы сразу, некоторые мучат и преследуют какое-то время, от нескольких дней до нескольких лет. Я думаю, что каждая картина это продолжение моего недописанного романа.

МB: Однажды Даль встретил на Невском проспекте возбуждённого Пушкина. «А знаете, что вытворила моя Татьяна? - не здороваясь воскликнул Пушкин. – Она замуж вышла!» Ваши картины тоже живут самостоятельной жизнью?

А.Б.: Конечно, некоторые картины живут своей собственной жизнью и диктуют автору свои представления о себе. Друзья знают, как часто я жалуюсь, что картины заставляют делать совсем не соответствующие моим замыслам и представлениям движения, убирать красивый цвет, форму.

МB: Любимые картины есть?

А.Б.: Да, есть, и они попадают в поле моих представлений о красоте вообще или связаны с какими-либо личными переживаниями. Мне нравится, что зритель выбирает мои любимые картины, и наши мнения совпадают. Я смотрю на свои любимые картины, как альпинист на горные вершины, да, красота, она мне нравится, но она мне не принадлежит, и я на этой вершине уже был. Повторить достижение бесполезно и невозможно, каждое восхождение ново и каждое уникально и единственно. В буклете я пишу, что везде изображаю небо, но не то небо, что над головой, а то, что в сердце каждого из нас. Мне хочется, чтобы картина была местом встречи человека и Бога.

МB: Еще одна сфера деятельности – работа с детьми. 25 лет педагогического стажа – это весомый опыт. Что дает работа с детьми?

А.Б.: Дети - особый мир, стремящийся к познанию без фальши, без лжи, ясный, чистый и простой в своей безумной сложности. Дети для меня как оселок для ножа, с их помощью я заточен на действие в нужном направлении.

МB: Какие советы вы даете начинающим художника?

А.Б.: Часто слышу вопрос, а что можно нарисовать? Для начинающего художника это проблема. Мой ответ самый простой - что хочешь, то и рисуй, важно не что ты рисуешь, а как ты это рисуешь. Не тема важна, а твое отношение. Для искусства важна сама личность. Очень хорошо ответил на этот вопрос советский поэт Николай Рубцов:

О чём писать?

На то не наша воля!

Тобой одним

Не будет мир воспет!

Ты тему моря взял

И тему поля,

А тему гор

Другой возьмёт поэт!

Но если нет

Ни радости, ни горя,

Тогда не мни,

Что звонко запоёшь,

Любая тема -

Поля или моря,

И тема гор -

Всё это будет ложь!

МB: Кроме живописи и литературы, еще какие-то увлечения есть?

А.Б.: Кроме живописи, мне нравится музыка. Но назвать это увлечением не могу. Музыка для меня питательная среда. Я черпаю из музыки темы, сюжеты, формы. Еще очень люблю новые достижения науки, культуры и искусства. Обожаю человека мыслящего, деятельного и все плоды его трудов.

МB: А какое музыкальное произведение особенно нравится?

А.Б.: Отдельного произведения нет, вернее, очень многое нравится, и совершенно разноплановое - от классической музыки до попсы и бардов.

МB: Написать музыку не возникает желания? Как известно, талантливый человек талантлив во всем!

А.Б.: Нет. Даже думать никогда не мог, хотя в школе изучал ноты и играл на тромбоне и барабане. А «талантлив во всем» ко мне не применимо, пока я не написал ни одного стихотворения, сопоставимого не только с Шекспиром, но и с... тут много перечислений. То же самое и в живописи.

МB: Александр, большое спасибо, что нашли время в своем жестком графике и ответили на наши вопросы. Мы обязательно будем сотрудничать дальше!