Алексей Казарновский
Ненастье
Ноябрьская серая погода,
И мокрый, мутный, бесконечный снег
На город мерно сыплет с небосвода,
Как будто хочет скрыть его навек…
В рутине дня отчетливо заметна
Погоды хмурой сумрачная власть:
Покажется – все суетно и тщетно,
А может, просто жизнь не удалась?
Нашепчет снега шорох – слушай дальше, –
Что жить совсем иначе должен ты,
Полнее и осмысленней, без фальши,
Без компромиссов и без суеты…
Ненастный день войдет в любые двери,
Сомненья разбросав колодой карт…
Календари все врут! Как им поверить?
Они твердят, что за окошком март!
Таруса
Солнце в воду рассыпало яркие бусы
И блестит на стремнинах бегущей Оки,
Теплым августом домики старой Тарусы
Тонут в тихих садах над обрывом реки.
Стая галок закружит над церковью белой.
Я такую повинность придумал себе:
Постоять над рекой меж Мариной и Беллой,
Размышляя о гениях и о судьбе,
Вдоль обрыва пройти, по утоптанной глине,
Чтоб, волнуясь, на памятный камень взглянуть,
Где навеки остаться хотелось Марине…
Но судьба ей иной предназначила путь.
Облака, словно флот белоснежных фрегатов,
В небесах, что, как дали Руси, широки,
А в могиле на круче Борисов-Мусатов
Спит несчастною жертвой упрямой реки.
Дремлет кошка в тени на завалинке дома.
Здесь в тарусской глуши тишина и покой.
Пляжи, ивы, луга – все до боли знакомо –
И Поленова крыши вдали за рекой…
Предновогодний сонет
На лапы новогодней ели
Слетела светлая печаль…
Усталый год в седой метели
Навеки уплывает вдаль.
Свеча – подруга сновидений –
По капле слизана огнем,
Так старый год уносит тени
Всех тех, кто остается в нем.
А мы? Что с нами будет дальше?
Пройдя невидимый рубеж,
Продолжим жадно, как и раньше,
Среди сомнений, бед, надежд
Ловить мгновения бытия,
Пока нас двое: ты и я…
Ноябрь, Израиль, шабат
Небо дневной примеряет наряд,
Город пустой, на себя похожий,
Изредка встретится праздный прохожий,
Утро, ноябрь, Израиль, шабат…
Здешним краям незнаком листопад.
Осень – отнюдь не унылое время, –
Зреют плоды на зеленых деревьях.
Утро, ноябрь, Израиль, шабат…
Лентой вдоль моря бежит променад,
Пальмы качают пернатые кроны
В солнечном небе над сочным газоном.
Полдень, ноябрь, Израиль, шабат…
Солнце сверкнуло, как острый булат.
Яффа, причалы, рыбацкие сети,
В небе бездонном гуляющий ветер,
Полдень, ноябрь, Израиль, шабат…
Кажется, камни со мной говорят:
Помнишь? Персей, одержавший победу,
Здесь от чудовища спас Андромеду…
Полдень, ноябрь, Израиль, шабат…
Время не знает дороги назад,
В беге минут и в полете столетий
Быстро стареют вчерашние дети.
Вечер, ноябрь, Израиль, шабат…
В море пролился лиловый закат,
Солнце устало скользит за волною
Прочь, утомленное вахтой дневною.
Вечер, ноябрь, Израиль, шабат…
Город рекламным сияньем объят,
Вот и стемнело, хоть вовсе не поздно.
В дымке над морем лучистые звезды…
Вечер, ноябрь… окончен шабат…
Иссык-Куль
Земля раскрыла голубое око,
Глядит в небес распахнутую синь,
И нет границ – ни рубежей, ни сроков, –
Есть только первозданность: ян и инь.
За озером вдали чуть различимо
Цепочка дальних пиков – белый сон.
Тянь-Шань хранит на их вершинах зимы,
Пока внизу царит другой сезон.
А возле гор печальные балбалы
Глядят на мир, считая сотни лет.
Века плетут то буйно, то устало
Свой прихотливый и лихой сюжет.
День убегает, быстрый невозвратный,
Всё ярче в темном небе звездный свет.
Вон над горой всплывает аккуратный
Медведицы знакомый силуэт…
Рассвет коснется отсветом багряным
Снегов, вершин и выведет из тьмы
Петроглифы и сакские курганы,
Могилы древних данников чумы,
И многое, что позабыто втуне,
Что время разметало, словно сны.
Монголы, тюрки, древние усуни –
Где эти грозные властители страны?
Теперь уже и ночь скользнула мимо,
Иному дню мелодия своя,
И защемит в груди неутолимо
От малости людского бытия…
А между тем в теснинах Барскоона,
Где в юрте кочевой привычный быт,
Где кони вдоль реки бредут по склону,
Дух этих мест от странника не скрыт.
Увидишь вдруг, как в каменной постели
Спит время утомленное, до срока.
В пушистом пледе из тянь-шаньской ели
Под ровный шум бегущего потока…
Разговор с другом
Памяти Евгения Наконечного
Привет, дружище! Вот и я…
Гляди, как день непрочно сшит,
А знаешь, время все, бежит,
Плетя тенёта бытия.
Вон свод небес то сер, то сед,
Хоть лес неумолимо рыж.
Что ни скажу – ты все молчишь.
Такой у нас формат бесед.
А помнишь школу, пятый класс?
Там перемены буйный звон.
Жизнь впереди – чудесный сон,
И яркий мир так манит нас.
А после по путям своим
Вела нас вереница лет,
И каждый год оставил след,
Который и поныне зрим.
И был привычен жизни круг,
В котором, словно теплый свет,
Ты – мистик и в душе поэт –
Мой верный и надежный друг.
А как-то летом, помнишь, шли
Вдвоем без ясной цели вдаль,
И вилась долгая спираль
Бесед, что мы с тобой вели?..
Теперь молчишь ты – вот беда! –
Под дождь, извечный образ слёз…
Пойму ли я, что все всерьез,
Постигну ль слово «навсегда»?
А «завтра» нет, есть лишь «вчера»,
И дальше вечность – в этом суть!..
Прости, но мне теперь пора…
Зайду еще, когда-нибудь…