Владимир Лаврентьев. ВСЯ ПРЕЛЕСТЬ ПЕРЕВОДА
Я посетил страну, я видел свет,
струящийся от моря и до окон
и к морю возвратившийся отскоком;
он ту страну, как паутину, свил.
Там -тополя, одетые во френч
пирамидальный. Мороки из специй.
Там речь острей наполненного шприца;
течёт река, гортанная, как речь. Там славы пыль и мрамора столбы,
там неба разноцветные разломы.
И я пытался сделать слепок словом,
что доказать себе, что я там был. Но отраженье солнца в пене вод
на лист перенести нельзя без смеха.
И вышло всё иное, словно эхо
оригинала или перевод. Переведи меня на свой язык,
не торопясь, спокойно - торопиться
бессмысленно – так скалолаза пальцы
находят на поверхности пазы.
Ты соблюдай условность, не трепля
структуру текста, ритмику и формы.
И как в игре в «глухие телефоны»,
пускай другой переведёт тебя.
И вновь, и вновь всё будет чёрти- как,
то и не то, со слепка - новый слепок.
Я обещаю: тот, кто будет следом,
свой вариант создаст, наверняка.
Лишь тысячный, швыряя камни в пыль,
надеясь лишь на фарт, на совпаденье,
пробьёт мишень случайным попаданьем,
войдёт в страну, ну, в ту, в какой я был.
И он узнает, что в её саду,
и прикоснётся к небу, если сможет.
А я на свой язык, процесс продолжив,
твой вариант страны переведу.
Недавние посты
Смотреть всеПамяти Леонарда Коэна Я ночами сплю прерывисто и чутко, реагирую давно на каждый шорох, просыпаюсь и раздёргиваю шторы. Двадцать лет я – в ожидании чуда. Я пока не представляю чётко моё чудо, что оно
(серия полотен К.Писсаро) «Бульвар Монмартр. Утро. Облачная погода». (Масло. Холст. 73х92). Тысяча восемьсот девяносто седьмого года мая второго спустилась ты в этот подвал, в это кипение грусти, а п
Всему свое время. Что числа, что даты. Ведь жизнь беззаботна до первой утраты. Печаль гнет к земле, руки сил отнимая... И нужно подняться не осознавая. И нужно идти, что-то делать, стремиться... И нуж