Игорь Бурдонов. КИТАЙСКИЙ КИТАЙ
Я хотел начать с объяснения, как меня угораздило попасть в переводчики. Но времени мало, поэтому сразу к делу.
Название «Китайский Китай» я позаимствовал у академика В.М. Алексеева. Это значит подлинная китайская литература, без всякой экзотики В противоположность «китайщине» – «шинуазри».
Сразу скажу, что речь пойдёт не только о переводе в узком смысле, т.е. работе переводчика, но и в самом широком: о понимании текста, в том числе, понимании перевода, т.е. о работе читателя. Для перевода с китайского это особенно важно.
Трудности перевода стоят на трёх китах:
1. Язык
2. История, включая мифологию, философию, науку, искусство, литературу и поэзию
3. Менталитет, который отчасти есть следствие первых двух китов.
Я решил остановиться на пяти проблемах:
1. Иероглифика
2. Нумерология
3. Каноны
4. Личные местоимения
5. Параллелизмы
Числа 3 и 5 не случайны – китайская модель мира как раз троично-пятеричная.
ИЕРОГЛИФИКА
Самое главное – язык.
Так вроде бы при переводе с любого языка, но для китайского языка это верно в квадрате, если не в кубе, потому что всё остальное – история и менталитет – коренятся в языке. Точнее – в китайской письменности, потому что с китайским устным языком мы всё равно не имеем дела при чтении китайских текстов и при их переводе. Хотя здесь свои трудности: китайский – это тоновый язык, поэтому он так непривычен на наш слух.
Да и само соотношение устной и письменной речи в Китае противоположно тому, что есть у нас и во всех алфавитных языках. У нас письменный текст – это, в общем, запись звучащей речи, при всех особенностях такой записи. Мы всего лишь пишем «кОрова», хотя произносим «кАрова», если мы, конечно, не из вОлОгды. У китайцев главное – это иероглиф, а звучать он может в разных диалектах по-разному. Я сам был свидетелем тому, как две китаянки – одна северная, из Пекина, а другая южная, из Гуйлиня – писали на бумажке иероглифы, потому что на слух не всё понимали друг у друга.
Кроме того, произношение, конечно, менялось на протяжении тысячелетий. С 3-го века нашей эры в Китае стали появляться специальные словари рифм. Но к тому времени китайская поэзия – в сохранившихся текстах – насчитывала уже больше тысячи лет.
Древнейший поэтический сборник – Ши цзин, который переводится обычно как «Книга Песен», а более правильно «Канон Стихов», потому что «ши» – это стихи, а «цзин» – это канон, создавался в XI – VI веках до нашей эры. Составление и редактура Ши цзин приписывается Конфуцию, он отобрал 305 стихов примерно из трёх тысяч, бытовавших в его время. Хотя его предок в седьмом поколении, Чжэн Каофу, тоже принимал участие в составлении Ши цзин, император доверил ему редактуру раздела «Гимны дома Шан», входящего в Канон Песен.
Только тогда было 12 гимнов, а у Конфуция осталось 5.
Так вот: все стихи Ши цзин рифмованные – это на тысячу лет раньше других памятников мировой поэзии. И, конечно, далеко не все рифмы воспринимаются сейчас как рифмы – изменилось произношение.
А иероглифы менялись не так сильно, но главное – иероглифы фиксировались на носителях – костях животных и черепашьих панцирях, бронзе, керамике, бамбуке, шёлке, а потом и бумаге, которую, как известно, изобрели в Китае 2 тысячи лет назад. И можно проследить, как менялось начертание иероглифов. А то, что произносилось, так в воздухе и растворялось.
Из-за всего этого китайские стихи не просто читают, их, скорее, рассматривают – как рассматривают живописные картины. Особенно, если это не просто текст, а каллиграфическое письмо. Даже мы, совсем ничего не понимая в китайских иероглифах, можем оценить красоту такого письма – примерно так же, как мы ценим красоту абстрактной живописи или орнамента. Хотя, конечно, какие-то важные вещи мы упускаем, потому что важны не только визуальная красота иероглифов и их соотношение друг с другом, но и смысловые связи.
И не случайно, именно каллиграфия считается в Китае важнейшим искусством, фундаментом всей поэзии и всей литературы. Каллиграфия уступает первое место только музыке – юэ 乐. Второе значение иероглифа юэ – «радость», «веселье», «удовольствие», «наслаждение», «блаженство». И музыка тесно связана с ритуалом.
Есть два иероглифа со значением «иероглиф»: цзы 字 обычно означает сложную, составную идеограмму, и вэнь 文 – простой иероглиф, своего рода атом письма.
文
Ся цюань 下泉
буквально: нижний источник
1) источник, родник
2) загробный мир, тот свет, царство теней
И это вэнь 文 означает много большее: знак, письменность, культура, культурность, цивилизованность, цивильный, гражданский, гуманитарный, просвещение, образование, литература, изящная словесность, стиль, украшенность. Наконец, вэнь означает всякую упорядоченность вообще. Его этимологическое значение – татуировка, узор, орнамент. А его архаическое значение – ткань, т.е. то же, что латинское textus – текст.
Оппозицией вэнь выступают, с одной стороны, «природная (стихийная, материальная) основа» (чжи), «первозданная простота (пу)», что могло иметь и положительное значение, а также «дикость (е)» как состояние, еще не достигшее упорядоченности, а с другой стороны — «военное начало», «воинственность» (у) как состояние, разрушающее уже существующий порядок.
И не случайно, что во все времена гражданские чиновники были главнее военных. Но и те и другие просто обязаны были быть ещё и литераторами. Вплоть до того, что искусство стихосложения входило в императорские экзамены, по результатам которых отбирались кандидатуры на занятие государственных постов.
Основное отличие китайской живописи от живописи других народов – это как раз её каллиграфичность. Это видно даже из терминологии эстетических теорий живописи и каллиграфии.
Вы уже видите, что, говоря об иероглифах, мы как-то незаметно вторглись в сферы истории и менталитета. И это не случайно. Можно сказать, что китайская цивилизация – это цивилизация иероглифа.
Кстати, число китайских иероглифов никто точно не знает. Компьютер (в юникоде) знает более 70 000 иероглифов. Пятое официальное издание «Словаря китайских иероглифов и их вариантов» содержит 106 230 иероглифов.
Прежде чем двигаться дальше, я хочу продемонстрировать маленький и очень простой пример перевода – даже не стихотворения, а всего лишь его названия.
Мой любимый китайский поэт – Тао Юань-мин 陶淵明. Он жил с 365 по 427 годы. Академик В.М. Алексеев сравнил его роль в китайской поэзии с ролью Пушкина в русской поэзии.
У Тао Юань-мина есть поэма, написанная в жанре фу 賦 — это жанр китайской литературы, сочетающий в себе прозу и поэзию; наибольший расцвет фу пришёлся на времена империи Хань (II век до н. э. — II век н. э.). Хотя фу писали и много позже. Например, знаменитое «Фу о Красных Скалах» сунского поэта Су Ши 苏轼 (1037-1101).
Поэма Тао Юань-мина называется 闲情赋 – сянь цин фу. Эту поэму академик В.М. Алексеев перевёл на русский язык ритмизованной прозой. Я вот специально пока не говорю, как он перевёл название поэмы. Давайте разберём иероглифы по словарям.
Если вы введете это название в Большой китайско-русский словарь онлайн, то получите два слова: первые два иероглифа сянь цин переводятся как «лёгкие чувства, игра в чувства, флирт». Третий иероглиф – это и есть фу, жанр поэмы. Получается легкомысленное «Поэма о флирте».
Но вот что мне пишет мой друг, профессор Хао Эрци из Китая.
Давайте начнём с китайского названия, потому что раньше я не понимал даже этого названия, нечего и говорить о поэме. ( Обратите внимание: это пишет китаец, причём образованный, профессор, переводчик. ) Иероглиф сянь «闲（閑）» имеет два значения: 1. свободный; досужий: сянь фан 闲房 — свободный (незанятый) дом; сянь кун 闲空, сянь гун фу 闲工夫 — свободное время, досуг. 2. постороний; ненужный: сянь ши 闲事 — посторонние дела.
Очевидно, сянь «闲» здесь прилагательное. Первое время, пишет Хао Эрци, я так и понимал сянь как прилагательное, а это неправильно. А ведь если понимать название неправильно, как же можно правильно и глубоко понять саму поэму?
В древности иероглиф сянь «闲» имел совсем другое значение.
闲（閑）му 木 дерево и мэнь門 двери, ворота
современная форма иероглифа
сянь = му + мэнь
闲 木 + 门
Дерево + двери,ворота
閑 = 木 + 門
Традиционная форма иероглифа
Вот здесь этот иероглиф в традиционной и упрощённой форме. Упрощенные формы иероглифов введены в КНР во второй половине XX века, на Тайване до сих пор используется только традиционная форма.
Смотрим на структуру иероглифа: он состоит из двух совмещённых иероглифов: му 木 дерево и мэнь 門 двери, ворота. Получается: ставить дерево за дверями, за воротами, т.е. чтобы загородить вход, перегородить доступ к дереву.
Хао Эрци пишет: Видимо, это глагол. Он означал: ограничить, обуздать, нормализовать. Переводчик точно перевёл название, использовав отглагольное существительное: «Запрет на любовь».
О самой поэме я рассказывать не буду, времени нет. Её перевод можно найти в интернете, она того стоит. Я хотел обратить внимание вот на что: Для того чтобы правильно понять китайский текст, приходится разбирать его иероглиф за иероглифом, а иероглиф разлагать на составные части, чтобы понять, что он может означать в том или ином случае. Да ещё нужно учитывать, что в разные времена эти значения могли быть разными.
Короче говоря, разбор всего лишь одного названия уводит нас в древние времена, когда эти иероглифы складывались.
Оборотной стороной этого является связь рядом расположенных иероглифов, поскольку они часто образуют устойчивые биномы, словосочетания, идиомы и т.п.
По поводу древности: я ведь ещё не сказал о том, что сам язык литературы был другим вплоть до XX века. Собственно говоря, было два языка: литературный и разговорный. Первый назывался вэньянь, а второй байхуа.
Стихи, изящная проза и официальные бумаги такие, как, например, доклады императору, писались на вэньяне. Первые тексты на байхуа появились сравнительно поздно – во время династии Сун (960-1279) и монгольской династии Юань (1271-1368). Хотя на байхуа написаны самые знаменитые четыре классических романа: Троецарствие, Речные заводи, Путешествие на Запад и Сон в красном тереме.
Только в XX веке байхуа вытеснил вэньянь. Хотя и сегодня, в XXI веке, тексты на вэньяне входят в программу средней школы КНР и знание их входит в программу гуманитарных специальностей в высших учебных заведениях. Последнее время заметно увеличилось число книг по филологии и истории, выпускаемых в КНР на вэньяне.
Различие между этими языками гораздо больше, чем просто различие литературного и разговорного языков, как у нас. Это не просто различие между изящным и обыденным слогом. У них даже грамматика разная.
ИСТОРИЯ И МИФОЛОГИЯ
И так же, как иероглифическая письменность сильно отличается от нашей, алфавитной письменности, так же и китайские история и менталитет отличаются от наших. Мы вот не всегда задумываемся о том, насколько наше искусство и литература, вся культура, пронизаны библейскими сюжетами, египетской, греческой и римской мифологиями и т.п.
А ведь в Китае ничего этого не было. Даже буддизм, ставший в Китае в своём китаизированном варианте третьим учением – наряду с конфуцианством и даосизмом – всё же проник в Китай всего лишь 2 тысячи лет назад, когда основы китайской культуры и цивилизации уже сложились.
Но свято место пусто не бывает. У китайцев есть свои исторические и мифологические сюжеты, которыми пронизаны литература и поэзия.
И это ещё одна трудность перевода – как перевести намёк на тот или иной исторический или мифологический факт или историческое или мифологическое лицо? Китаец понимает их с полуслова, как мы с полуслова понимаем такие выражения как «кесарю кесарево», «тридцать сребренников» или «фиговый листок». А вот если я скажу «встреча в тутах» – какие ассоциации это у вас вызывает? Да никаких. Ну, туты, дерево такое, тутовник, шелковица, ну, наверное, можно встретиться среди этих деревьев. И что? А для китайца это абсолютно понятно – речь идёт о любовном свидании.
Почему? Потому что в Ши цзин есть стихотворение «В тутах».
В переводе Штукина так:
Вот иду собирать я повилику-траву,
На полях, что за Мэй, повилики нарву.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Ах, прекрасною Цзян ту подругу зову.
Цзян меня поджидает в роще тутов одна,
Цзян в Шангуне сегодня встретить друга должна,
Цзян, меня ты проводишь над рекою — над Ци!
Время сбора пшеницы, ухожу я за ней —
Я её собираю там, на север от Мэй.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Ах, прекрасная И — имя милой моей.
И меня поджидает в роще тутов одна,
И в Шангуне сегодня встретить друга должна,
И, меня ты проводишь над рекою — над Ци.
Репу рвать выхожу я, репа нынче крупна —
Там, от Мэй на восток, созревает она.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Юн красавицу эту называют у нас!
Юн меня поджидает в роще тутов одна,
Юн в Шангуне сегодня встретить друга должна,
Юн, меня ты проводишь над рекою — над Ци!
Я даже не удержался и недавно написал своё стихотворение по мотивам:
Ты опять поджидала в тутах.
И она поджидала в тутах.
И ещё поджидала в тутах.
Благородный муж избегает тут,
Он любит тихий домашний уют.
Скажи-ка, а правда ли лютики в тутах?
И бабочки тоже танцуют в тутах?
И ласковый ветер кружится в тутах?
Благородному мужу совсем не до тут,
У него есть обязанности и труд.
Скажи-ка, ты всё ещё в тутах?
И она не ушла из тутов?
И ещё где-то тоже в тутах?
Благородный муж не думает о тутах,
Ну вот ни капельки не думает о тутах.
Китайцы вообще обожают скрытые цитаты. Хотя, может быть, это они от нас скрытые, а образованные китайцы прочитывали без труда.
КАНОНЫ И НУМЕРОЛОГИЯ
Что такое образованные китайцы? Это, прежде всего, те, кто знает китайские каноны, да не просто знает, а некоторые выучивает наизусть. По крайней мере, так было раньше.
Можно сказать, китайские каноны играют ту же роль, что на западе от Китая священные книги: Библия, Коран, Талмуд и т.п. Таких канонов несколько. Они созданы преимущественно до династии Цинь, т.е. до 3-го века до н.э. Есть четверокнижие, есть пятикнижие, есть тринадцатикнижие.
Понятное дело, что раньше все китайцы прямо или скрыто цитировали Конфуция или Лао-цзы. Это почти как при советской власти цитировать классиков марксизма-ленинизма или постоянно ссылаться на солнце русской поэзии. Менее понятное другое.
Вот какой из этих канонов самый главный? Вот, скажем, для иудея – это Ветхий Завет, для христианина – Евангелие, для мусульманина – Коран. А для китайцев – нет, не Конфуций, при всём к нему уважении, поклонении и даже отчасти справедливом утверждении, что он заложил основы китайской ментальности.
Самый главный канон – И цзин – Канон перемен. Но если его открыть и сравнить с той же Библией или Кораном, то первое впечатление – это удивление и недоумение. Его основу составляют 64 гексаграммы – все возможные сочетания целой и прерванной горизонтальных черт в шести позициях снизу вверх.
Вот они в порядке Вэнь-вана.
Черта гексаграммы называется яо 爻, и она родственна иероглифу вэнь 文 – письменность, культура.
яо 爻вэнь 文
яо 爻
вэнь 文
И там и там – переплетение нитей ткани: основа и уток.
Кстати, основа ткани – цзин – пишется тем же иероглифом, что канон, как И цзин или Ши цзин.
цзин 经 (經) = 1) основа ткани, 2) канон.
цзин 经 ( 經 )
1) основа ткани
2) канон
Сам текст И цзин – это, так называемые, афоризмы к каждой гексаграмме в целом и к каждой её черте. Эти афоризмы – как бы это сказать помягче – не очень понятны.
Есть, конечно, древние комментирующие тексты, так называемые «десять крыльев» Ши и 十翼. Вместе с каноном они образуют Чжоу и 周易, что переводится как Чжоуские перемены, т.е. Перемены эпохи Чжоу (это конец II тысячелетия – середина III века до н.э.) или как Легкий [канон эпохи] Чжоу или как Всеохватные/круговые перемены и т.п. – в зависимости от понимания иероглифа Чжоу 周.
И цзин – это, конечно, философская книга, но по своему происхождению, а также дальнейшему использованию, – это ещё и гадательная книга. По И цзину гадали на стеблях тысячелистника, это более позднее гадание, пришедшее на смену гаданию на костях животных и панцирях черепах, которое применялось в предыдущую эпоху Инь-Шан. По тысячелистнику гадали, применяя специальную процедуру, которая обеспечивала нужные вероятности выпадения черт гексаграммы. Опуская детали, можно сказать: выпадали две гексаграммы: одна описывает текущую ситуацию, а другая – возможное будущее.
Этот оракул отличается от других вот этим словом: «возможное». Древнегреческое понятие «рок» китайцам не было известно. Искусство толкования результатов гадания заключается не столько в предсказании будущего, сколько в том, чтобы дать правильные рекомендации: если гексаграмма будущего плохая, то как избежать этого будущего, а если хорошая, то как поспособствовать.
У нас И цзин обычно так и воспринимают – как гадательную книгу. Но её влияние в Китае основано не на этом. И цзин описывает схему мирового цикла перемен, которая применима к любым процессам в природе, обществе, жизни человека и т.д. И китайцы применяли.
И цзин составляет часть Учения о символах и числах. Другие названия: Нумерология или нумерологическая методология, Арифмосемиотика и т.п. Это методологическая основа философии и науки, да, пожалуй, что и мышления вообще. На западе такой основой стала логика, в Китае – нумерология. Это произошло где-то в середине первого тысячелетия до нашей эры. Тогда было много философских школ, в том числе и школа моистов от имени её основателя, философа Мо-цзы, которая разрабатывала логику, точнее, протологику. Но эта школа не выдержала конкуренции.
Что такое эта нумерология или учение о символах и числах? Она основана на разного рода схемах, матрицах, символах и числовых соотношениях, которые китайцы использовали для классификации и систематизации всей тьмы вещей. Принципы этой классификации нам иногда кажутся странными, что нашло отражение, например, в рассказе-эссе Борхеса «Аналитический язык Джона Уилкинса», Борхес упоминает вымышленную «китайскую энциклопедию», согласно которой животные делятся на:
а) принадлежащих Императору,
б) набальзамированных,
... г) молочных поросят,
... з) включённых в эту классификацию,
и) бегающих как сумасшедшие,
... м) прочих,
... о) похожих издали на мух.
Помимо гексаграмм, такими схемами были восемь триграмм, т.е. половинки гексаграмм.
8 триграмм
Считается, что сначала были 8 триграмм, по преданию их изобрёл полумифический император Фу Си (2852-2737 до н.э.). А потом Вэнь-ван (1112-1050 до н.э.) – Царь Просвещённый, предок дома Чжоу – удвоил триграммы.
Ещё были квадрат Ло-шу – магический числовой квадрат 3 на 3, числовой крест Хэ-ту и т.п.
хэ ту и ло шу
А также разные важные числа, в частности, 3 и 5, о которых я говорил вначале, что китайская картина мира троично-пятеричная. Три – это, прежде всего, троица: Небо-Земля-Человек. Пять – это пять сторон света, считая центр, пять цветов, пять вкусов, пять нот – пентатоника, и т.п.
Нам это кажется странным, но не надо забывать, что на этой методологической основе зиждилась китайская наука – одна из самых продвинутых. Китайцы изобрели компас, порох, бумагу, книгопечатание, фарфор, игральные карты, 365-дневный год и многое другое. Без знания основ этого учения о символах и числах некоторые китайские стихи могут быть не поняты или поняты превратно.
В качестве примера расскажу о том, как я переводил одно стихотворение из Канона стихов Ши цзин. Об этом я написал научную статью «Центральное стихотворение Ши цзина».
стихотворение 153 – нумерология
Центральное стихотворение № 153: 152 — № 153 — 152
153 = 9 × 17 152 = 8 × 19
9-клеточный квадрат Ло Шу и 8 триграмм: 9 = 32 8 = 23
В стихотворении № 153 — 64 иероглифа
(в И цзин — 64 гексаграммы)
В И цзин 19 стихотворений с 64 иероглифами
9 — № 153 — 9 1 + 5 + 3 = 9
В одном (последнем) стихотворении № 305 — 153 иероглифа
В стихотворении № 153 из 64 иероглифов разных 31
31 = 1 × 9 + 11 × 3 + 3 × 2 + 16 × 1
9 + 3 + 2 + 1 = 15 = 3 × 5
Центральное, потому что это стихотворение № 153, оно находится точно посередине Канона стихов: до него и после него 152 стихотворения. 153 = 9*17, а 152 = 8*19. 9 и 8 – важнейшие нумерологические числа: например, 9-клеточный квадрат Ло Шу и 8 триграмм. И это три в квадрате и два в кубе.
Само же стихотворение № 153 состоит из 64 иероглифов, что сразу ассоциируется с 64 гексаграммами И-цзина.
В Каноне стихов имеется 19 стихотворений с 64 иероглифами. Нумерологически 19 — то же, что 9. Сумма цифр 1 + 5 + 3 = 9. Среди этих 19 стихотворений стихотворение № 153 тоже занимает центральную позицию: до него и после него 9 стихотворений.
В последнем стихотворении № 305 содержится как раз 153 иероглифа, и это единственное стихотворение Ши-цзина с таким числом иероглифов.
В стихотворении № 153 64 иероглифа, но разных только 31. Один иероглиф встречается 9 раз, 11 иероглифов — по 3 раза, 3 иероглифа — по 2 раза, и 16 иероглифов — по одному разу. Сумма этих цифр (сколько раз встречается) 9+3+2+1 = 15, что ещё раз демонстрирует связь с «троицами» и «пятерицами»: 15 = 3×5.
Это ещё не все совпадения, но остальные я опускаю. Вряд ли все эти совпадения можно считать случайными. Но ещё более глубокая связь с учением о символах и числах, в том числе Каноном перемен, обнаруживается, когда пытаешься понять смысл названия стихотворения.
Оно называется Ся цюань下泉.
Ся цюань 下泉
буквально: нижний источник
1) источник, родник
2) загробный мир, тот свет, царство теней
Если смотреть по иероглифам, то буквально «нижний источник». Все переводчики переводят его как родник, источник. Но есть и второе значение: загробный мир; тот свет; царство теней. Современный словарь даёт именно это значение. Но считается, что это второе значение появилось много позже.
Я проанализировал вхождение бинома ся цюань во все тексты, написанные до эпохи Хань включительно и имеющиеся в цифровой библиотеке Chinese Text Project. Таких текстов 101, ся цюань встречается в 6 текстах. В статье по результатам этого анализа я осторожно пытаюсь оспорить мнение о позднем происхождении значения «загробный мир» и делаю такой вывод: бином ся цюань начинает приобретать своё второе значение «нижнего мира» с IV–III вв. до н.э. или, по крайней мере, с I в. н.э. Но, возможно, это значение подразумевалось вместе со значением «источник» уже во время сочинения стихотворения № 153.
Интереснее всего сопоставление стихотворения № 153 и двух стихов из древнего текста И линь – «Лес перемен», где встречается бином ся цюань. «Лес перемен» создан на рубеже нашей эры, так сказать, по мотивам Канона перемен. В нём рассматриваются не просто каждая гексаграмма по отдельности, а все пары гексаграмм, которые могут выпадать при гадании. Таких пар 4096. И к каждой паре написан стих. И вот два таких стиха совпадают друг с другом и, по сути, цитируют стихотворение № 153. Перевод такой:
«Царство теней (или нижний источник), сорная трава / десять лет без вана / сюньский бо воспользовался подходящим случаем / печаль о столице Чжоу».
Дальше в статье у меня много чего написано по поводу перевода стихотворения № 153, но это я опускаю. Теперь перевод. Вот перевод Штукина, который переводил весь Ши цзин, мой перевод и перевод Натальи Орловой, которая немножко помогла мне в исследовании и сделала свой перевод.
стих китайский оригинал и перевод Штукина
下泉А.А. Штукин ТЕЧЁТ НА ПОЛЯ ЛЕДЯНАЯ ВОДА...И.Б. БурдоновН.А. Орлова冽彼下泉、 浸彼苞稂。 愾我寤嘆、 念彼周京。Течёт на поля ледяная вода родника, Густой чернобыльник она залила на лугу. Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика, Столичного города Чжоу забыть не могу! Холодны те нижние ключи, что залили те густые травы. Ах! Проснусь я и в кручине думаю о той столице Чжоу.Там подземный ключ студён, Там густой бурьян залит, Скорбен мой бессонный стон — Чжоу-град тот не забыт!冽彼下泉、 浸彼苞蕭。 愾我寤嘆、 念彼京周。Течёт на поля ледяная вода родника, Густую полынь, по пути увлажняя, зальёт. Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика, О городе этом я полон тревог и забот. Холодны те нижние ключи, что залили ту полынь густую. Ах! Проснусь я и в кручине думаю о Чжоуской столице.Там подземный ключ студён, Чернобыль густой залит, Скорбен мой бессонный стон — Стольный Чжоу не забыт!冽彼下泉、 浸彼苞蓍。 愾我寤嘆、 念彼京師。Течёт на поля ледяная вода родника, И в тысячелистниках пышных разлился поток. Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика, О городе этом я полон забот и тревог! Холодны те нижние ключи, что залили тот тысячелистник. Ах! Проснусь я и в кручине думаю о городе столичном.Там подземный ключ студён, Густ кровавник там залит, Скорбен мой бессонный стон — Предок Чжоу не забыт!芃芃黍苗、 陰雨膏之。 四國有王、 郇伯勞之。Как просо, бывало, прекрасно всходило везде, И тучи питанье полям приносили в дожде! Имели царя все четыре предела страны. И сюньский правитель царю был опорой в труде!Побеги проса обильны-пышны, Если дожди утучняют их. Четыре царства имели вана, Сюньский наместник теперь у них.Сила в просяных ростках, Дождь с туманом их поил. Царь был в четырёх краях, Сюньский князь ему служил.
Мой перевод отличается, прежде всего пониманием бинома ся цюань: родник или нижние ключи, т.е. вода из царства теней. Я думаю, что последнее больше подходит по смыслу: речь ведь идёт о скорби, печали, и о том, что вана уже десять лет как нет, если опираться на стихи из Леса перемен, и другие источники.
Второе отличие в последней строке. Последняя строка у Штукина «И сюньский правитель царю был опорой в труде!» с восклицательным знаком на конце, мне кажется, вносит неуместную здесь позитивную, даже радостную ноту. У меня сюаньский наместник вовсе не опора вану в труде, поскольку вана уже нет, а наместник как бы узурпировал власть. Т.е. смысл противоположный.
То, что побеги проса обильны-пышны, если дожди утучняют их – это о влиянии царя (вана) на подвластную ему землю и людей. По-китайски основная задача царя – распространять вокруг себя подобно какому-то излучению добродетель Дэ. Сам он при этом может ничего не делать: сидеть неподвижно, обернувшись лицом к югу. Это такое недеяние: оно и даосское и конфуцианское.
Но всё дело в том, что четыре царства имели вана, а теперь вот не имеют. Так что позитива тут нет.
Хочу ещё отметить, что стихотворение № 153 – единственное в Каноне стихов, в котором упоминается тысячелистник, с помощью которого гадают по И цзин. И это ещё одна связь с Каноном перемен.
Ещё хочу сказать об одной важной характеристике перевода этого стихотворения. У Штукина, что называется, «много буков». Если считать число знаков или число слов, то у меня их в полтора раза меньше. Например, слов у Штукина 109, а у меня 73, что гораздо ближе к 64 словам-иероглифам оригинала. И будет ещё