Лейла Бегим, Ефим Абрамов. У любви – аппетит пираньи (из цикла пьес «Аромат сновидений»)

Место действия – СТУДИЯ.

Студия режиссера, в которой он живет и творит более сорока лет.

Эта студия для него – святилище, его храм и его исповедальня, место его творческих взлетов и падений, громких успехов и неудач.

Эта студия была свидетелем признаний в любви, свидетелем горьких разочарований, чувства ревности и безысходности.

Действующие лица:

Он – МАРК.

Она – ЭЛЕН.

Действие первое

На экране, вмонтированном в одну из стен студии, мелькают черно-белые кадры: лица актеров и режиссеров, толпы восторженных зрителей, вручение наград, счастливые лица лауреатов. Среди знаменитостей мы видим ЭЛЕН и МАРКА. На ней красивое вечернее платье, он в смокинге. Они в окружении коллег, о чём-то говорят, смеются…

Рядом с экраном висит картина «Выход из круга» – обнаженная женщина пытается вырваться из яркого круга, в котором она находится.

За большим окном то и дело возникают всполохи осенней непогоды – гремит гром, сверкает молния и слышен упругий шум дождя.

МАРК сидит в кресле рядом с журнальным столиком, на котором несколько бутылок спиртного, несколько бокалов, несколько пачек сигарет и несколько зажигалок. У него в одной руке стакан, в другой – пульт. Не глядя он нажимает кнопку пульта, и изображение на экране меняется. На экране ЭЛЕН. Она у микрофона на сцене большого киноконцертного зала.

ЭЛЕН стоит у рампы. В ногах раскрытый мокрый зонт.

ЭЛЕН НА ЭКРАНЕ (дождавшись, когда стихнут аплодисменты). Спасибо, друзья. Однажды моя мама сказала мне: никогда не верь критикам. Критики – это неудавшиеся актеры. Они завистники! (В зале смех, аплодисменты.) Верь зрителям. Только настоящий зритель может понять и почувствовать магию слова, театра, магию настоящего искусства:

Когда души струящийся поток, Несет тебя к гармонии и тайне, Когда ты слышишь шепот между строк Поэзии – ей внемлешь неустанно,

Когда на сцене проживаешь жизнь, Приняв успехи равно, как провалы, Тогда искусство – властелин души, У времени срывающее «Браво!».

ЭЛЕН входит в студию, осматривается и, не обращая внимания на МАРКА, неторопливо прохаживается, прикасается к вещам и предметам и, напевая песенку, улыбается собственным мыслям. Некоторое время она рассматривает картину, едва касается её кончиками пальцев, затем подходит к старинному комоду со столешницей и, бросив взгляд в сторону МАРКА, который не обращает на неё внимания, открывает верхний ящик. Быстро пошарив рукой в ящике, она достает легкий женский шейный платок, улыбается.

ЭЛЕН. Ты хранишь мой шейный платок? Да?

Марк молчит.

Зачем? Господи, ему больше тридцати лет… Удивительно, как он еще сохранился… Почему ты молчишь, дорогой? (Прижимает платок к лицу.) А-а! Понимаю. Он хранит мой запах. Неужели ты… Господи, Марк, как это трогательно. Правда!

Ах, этот шелковый платок, Благоухающий любовью... Его изящный узелок, Связал и нас – одной судьбою...

О, сколько чувства он впитал: И страсть, и ревность, гнев и нежность... В нем жизни прошлой аромат – В платочке, целовавшем шею.....

Ты помнишь?

Марк молчит.

Ты помнишь, чьи это стихи? Конечно, помнишь. Я знаю. У тебя хорошая память на имена и фамилии. А я не помню. Знаю, только, что стихи женские. То есть, писала женщина. Как же её фамилия?..

Марк наливает себе виски, делает глоток, достает сигарету, закуривает.

ЭЛЕН. Ты это делаешь специально, да? Скажи!.. Специально?

Марк делает ещё один глоток, затягивается сигаретой.

ЭЛЕН. Ты же знаешь, что я терпеть не могу запах твоих сигарет. Тем более Benson & Hedges. Сколько раз я просила тебя курить другие сигареты. А, понимаю. Наверное, эти сигареты нравятся другой…

Марк допивает виски, наливает еще.

ЭЛЕН. Ты хочешь напиться?

Марк продолжает молчать.

Тебе так неприятно меня видеть, что ты решил алкоголем заглушить эту неприязнь? (Элен продолжает рассматривать в ящике вещи и достает пистолет. Оборачивается к нему.) Удивительно…

Марк смотрит перед собой, курит…

Неужели ты хранишь все мои подарки? Это просто удивительно. Я сейчас и не помню, в связи с чем, я подарила тебе этот пистолет. А ты помнишь? (Целится в него.) Ты, как всегда, ничего не помнишь. А я помню. Прошло семнадцать лет, а картинка перед глазами совсем не истерлась… (Нажимает спусковой крючок и из ствола пистолета возникает язычок пламени.) Я помню, как жалела, что пистолет ненастоящий. Я готова была пристрелить тебя. Выпустить в тебя все пули. Ты изменил мне прямо на премьере фильма. И с кем? С этой драной сучкой Скоти, которая снялась в крохотном эпизоде и была счастлива. Ты трахнул ее на какой-то пыльной тумбе прямо за экраном. Потом клялся и божился, что это она тебя соблазнила. И я поверила и сказала, что простила…

Марк тяжело вздыхает. Элен поворачивается к нему.

ЭЛЕН. Но женщины не прощают. Женщины запоминают. К счастью, я была уже не так наивна, как сорок лет назад, когда ты ловко напоил меня, совсем юную девушку, привез в эту обитель греха и буквально изнасиловал на этих теперь уже потертых шкурках.

Поперхнувшись, Марк начинает тяжело кашлять. Элен подходит к нему и, пытаясь помочь, бьет его по спине.

Кстати, она работает…Не понимаю, почему ты ею не пользуешься?

Марк делает глоток виски.

ЭЛЕН. Хотя бы дома… Я знаю, знаю, знаю… Знаю, что у тебя много зажигалок, знаю, что повсюду должны лежать сигареты и очки – чтобы их не искать. Но все равно, милый. Это же мой подарок. (Подходит к широкой тахте, покрытой телячьими шкурками, бросает на неё пистолет–зажигалку.) Неужели я провела здесь часть своей молодости? Господи! Сколько же побывало здесь до меня и сколько же перебывало после? Я всегда с ужасом думала об этом и пыталась сразу отогнать эту мысль…

Взорвать бы тишину твоего молчания, И баловать слух каждым несказанным словом... Пусть хлещут они по телу, оставив шрамы, Пронзают сердце шипами сладкой неправды. Скажи, что любишь – хоть ложь воскреснет отрадой, И вспомнится, как окна от ливня дрожали...

МАРК. Ты о постели?

ЭЛЕН. Я о любви, Марк! Ты умный и талантливый человек, а говоришь иногда пошлости. Неужели ты именно такой?

МАРК. Какой?

ЭЛЕН. Развратный и одаренный, страстный и равнодушный…

МАРК. Может быть…

ЭЛЕН. А где все твои поклонницы, где любимые женщины, любовницы? Где эти актрисы, которым создал славу в кино, где все эти… Господи! Повсюду пыль и запущенность. Неужели некому у тебя прибрать? (Подходит к журнальному столику, рассматривает пачку сигарет, бутылки алкоголя, берет его стакан, делает глоток.) Да! В чем в чем, а в этом ты себе никогда не отказывал. В хороших напитках. В хорошей одежде и в хорошеньких женщинах. Правда?

Она тихо смеется, берет со стола зажигалку, рассматривает ее. Пьет еще.

ЭЛЕН. Хочу напиться и быть с тобой на одной волне.

МАРК. Это какой же?

ЭЛЕН. Хочу быть пьяной. Хочу быть непредсказуемой! Хочу чувствовать себя свободной и влюбленной! Хочу любить и быть любимой! Хочу летать! Хочу мечтать, как мечталось в юности! Хочу быть страстной и нежной…

МАРК. Страсти в тебе всегда было с избытком.

ЭЛЕН. И тебя это раздражало.

МАРК. Ты неточно формулируешь…

ЭЛЕН. Может быть, милый, а вот твоей страсти хватало ненадолго.

МАРК. Разве? Мне казалось, что наши отношения…

ЭЛЕН. Не надо трогать наши отношения. Пожалуйста, прошу тебя…

МАРК. Я ничего плохого не хотел сказать…

ЭЛЕН. После всего, что случилось, ты не можешь говорить о наших отношениях…

МАРК. Элен, не делай из этого трагедию…

ЭЛЕН. Помолчи. Для тебя отношения с женщиной то же самое, что пролистать либретто будущего спектакля. Твои чувства не горят, а едва вспыхнув, гаснут. Твоя страсть не обжигает. Она сразу остывает. Ты не умеешь любить. Женщина для тебя – это рассказ или короткая повесть, которую ты пробегаешь глазами. А ведь женщина – это роман с множеством лиц, глубоким подтекстом и непредсказуемым сюжетом… Женщина – это целый мир…

МАРК. Я в какой-то степени знаком с этим миром.

Она подходит к креслу.

ЭЛЕН. Признайся, Марк, скажи правду. Скажи, сколько их у тебя было? На съемках и репетициях, за кулисами и в гримерных, в машине и здесь, на этой тахте? Скажи.

Марк молчит.

ЭЛЕН. Скажи. Но я не в счет…

МАРК. Отчего же? Без тебя этот список будет неполным. Ты, можно сказать, бриллиант в моей короне соблазнителя.

Элен молчит.

МАРК. Ты это хотела услышать?

ЭЛЕН. Да, Марк! Я хотела услышать, что я бриллиант в короне твоих достижений, твоих лучших фильмов со мной, твоих спектаклей, но только…

МАРК. Что «только», Элен? Говори. Ты ведь пришла именно для этого – сказать мне всё! Сказать, что думаешь обо мне. Бросить мне в лицо свои обвинения, назвать меня подонком и мерзавцем, грязным соблазнителем и равнодушным негодяем…

ЭЛЕН. Нет, это не так, дорогой. Я действительно хотела услышать о себе добрые слова, но не с такой иронией. Мне казалось, что я все же оставила в твоей жизни какой-то след, какое-то приятное воспоминание…

МАРК. В этом ты можешь не сомневаться…

ЭЛЕН. Даже эти слова ты произносишь с сарказмом и усмешкой…

МАРК. Где ты увидела на моем лице усмешку?

Элен всматривается в его лицо.

ЭЛЕН. В глазах, в уголках губ…

МАРК. Скажи еще, что в мешках под глазами и морщинах.

ЭЛЕН. Не прикасайся ко мне…

МАРК. Я стараюсь. А что касается глаз, то в них только усталость и разочарование…

ЭЛЕН. Это не так, милый. У тебя такие же глаза…

МАРК. Они в окружении морщин…

ЭЛЕН. Они такие же красивые, но, как всегда, подслеповатые…

МАРК. Разве?

ЭЛЕН. Да, милый! Ты за сотни метров мог заметить легкомысленную глупышку, готовую броситься в твои объятья, но в упор не хотел видеть женщину, которая боготворила тебя и готова была пожертвовать всем ради тебя и твоего благополучия…

МАРК. Мне не нужна была жертва. Ты прекрасно знаешь, что мы трудились по двадцать часов в сутки, и наш общий успех и благополучие сделали тебя настоящей актрисой, примой театра и кино. Ты прекрасно знаешь, что я сделал всё для того, чтобы ты стала той, кем ты стала. Своим, как ты сказала успехом и благополучием, я доказывал всем, что ты по-настоящему талантлива и действительно заслуживаешь такого стремительного восхождения…

ЭЛЕН. Зачем? Чтобы, возвысив, потом уйти и забыть?

МАРК. Мне кажется, что ты пытаешься перевернуть наши отношения с ног на голову. Ты не о том говоришь. Или ты забыла?

ЭЛЕН. Я ничего не забыла.

МАРК. И я не забыл. Я всегда хотел, чтобы ты поняла самое главное – мы вместе работали, делали одно общее дело, делали ради нас с тобой и ради нашего зрителя. И всё, что происходило с нами, было следствием наших отношений на площадке, на сцене.

Элен отходит, еще раз окидывает взглядом студию.

ЭЛЕН. Следствием наших отношений… Какие скучные и бледные слова…

МАРК. Может, ты всё же скажешь, что ты хочешь найти здесь?

ЭЛЕН. Я хочу, наконец, прочитать эту надпись.

Она читает дарственную надпись на зажигалке.

ЭЛЕН. «Тебе, единственному, от единственной…» Какая короткая и многозначительная надпись… Интересно, от кого?.. Молчи. Я постараюсь угадать... И угадывать не буду. Я просто знаю. Джулия! Конечно, Джулия! Господи, это не имя, а кличка для дворовой шавки. Кстати, она могла написать проще: «Единственному от верной шлюхи…» И все…

Марк допивает виски, несколько секунд они смотрят друг другу в глаза.

ЭЛЕН. Неужели ты собираешься защищать честь этой бездарной сучки?

Марк молчит.

ЭЛЕН. Как ты мог целовать ее, Марк?

МАРК. Ты хорошо выглядишь!..

ЭЛЕН. Я знаю. Не сомневаюсь, что лучше, чем она. Ты не ответил на вопрос.

МАРК. Элен, я прошу тебя!..

ЭЛЕН. Ты упивался ее телом, да? Намыливал спинку, смывал душем пену с ее груди, вытирал, нес на руках в постель, целовал пальчики ног, задыхался от восторга…

ЭЛЕН (с грустью смотрит ему в глаза, читает стихи).

В глазах твоих прошлого тени.

А в бликах вчерашних лучей, Ни годы, ни дни, ни недели — Наш миг превратился в ничей...

МАРК. Элен, пожалуйста!

ЭЛЕН. Что? Ты хочешь сказать, что ты был с ней постольку поскольку, и между вами был, как ты любишь выражаться, бытовой секс? Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь…

МАРК. Этот разговор ни к чему.

ЭЛЕН. Или ты, склонившись над ней, проникновенно спрашивал своим бархатным голосом: «Тебе было хорошо, любимая?»

МАРК. Я ее никогда так не называл…

ЭЛЕН. Так ты называл всех, Марк, всех… (Пытается передразнивать.) Что, милая, прорепетируем сцену любви?

МАРК. Элен, я давно забыл об этом…

ЭЛЕН. Неужели? Ты говорил это только по молодости? Что же произошло с тобой сейчас? Ты так постарел, что не в состоянии даже любить? И твои репетиции любви остались только в воспоминаниях? Бедненький!..

МАРК. Я прошу тебя помолчать. Я неважно себя чувствую…

ЭЛЕН. С Джулией ты чувствовал себя прекрасно, правда, милый? Она тебя никогда не раздражала и была послушна, как рабыня. Я даже не сомневаюсь. Безропотная и благодарная сучка. Бездарность, мечтавшая сыграть Офелию. Она же не давала проходу режиссерам. Доказывала всем, что именно она, только она способна воплотить в спектакле Алана чистоту и невинность гамлетовской любви. Слышать ее было невыносимо…

МАРК. А ты мечтала сыграть Жанну. Ее можно было понять…

ЭЛЕН. Что? Ты сравниваешь меня с этой пустышкой? С этой развратной, глупой, самоуверенной и лишенной какого-либо дарования девицей?

МАРК. Она снялась в семнадцати фильмах…

ЭЛЕН. А я в тридцати двух, и все мои роли были отмечены критикой. Моя Жанна д’Арк могла затмить роли великой Элизабет и Вивьен Ли, Бетт Дэвис и Авы Гарднер…

МАРК. Мы пытались, ты ведь знаешь. Мы так и не смогли достать денег…

ЭЛЕН. Молчи, Марк, пожалуйста. Не говори больше ни слова. Я не могу слышать это, не могу. Жанна могла стать вершиной моей карьеры, а стала недосягаемой мечтой. Я так и уйду с неутоленной жаждой несыгранной роли…

МАРК. Элен!

Она жестом останавливает его.

ЭЛЕН. (В образе Жанны д’Арк.) Время мне в тягость. Оно не имеет надо мной власти, оно не может остановить свое течение, оно не может повернуть вспять. Вам этого не понять. Вам не увидеть того, кого вижу я. Не услышать голоса, посланного мне, не понять слов, предназначенных для меня. ОН видит меня, слышит меня, понимает меня. Вы все только завистники, вероотступники и убийцы. Вы терзаете мое тело, сдираете с меня кожу, ломаете мои хрупкие кости, бросаете мое тело в пламя смерти, но вам не сломать и не сжечь моей Веры. Для меня Бог и Церковь едины! Они для меня в одном коротком дыхании, в одном слове – в моей Вере! Но сейчас я умираю! Умираю из-за вас! И моя Вера, мой Бог и моя Церковь никогда вам не простят этого. Я вызываю вас всех, слышите, вы? Я вызываю вас всех на Божий суд!..

Марк наливает себе виски, но Элен порывисто отбирает у него стакан и залпом выпивает содержимое.

МАРК. По-моему, ты пришла сегодня совсем не для того, чтобы говорить о Джулии, ее Офелии и прочих…

ЭЛЕН. Какая разница, Марк?

Когда-то говорили мы стихами, И падали с тобой – с разбега ввысь! Хотя любить до гроба не клялись, Но над вселенским временем порхали. Когда-то мы вливались в бесконечность, Синхронно ощущая тишину. В мечтах держали тайну – лишь одну... И ангел общий был, и даже – нечисть. Когда-то в двух сердцах горел огонь, И целый мир им посылал поклон...

Она наливает себе виски, пьет.

ЭЛЕН. Ты разочарован?

МАРК. Что ты хочешь найти? Сядь, ты сейчас упадешь. Сядь и скажи, что ты ищешь?

Он забирает у нее шейный платок и кладет в ящик.

ЭЛЕН. Я? В твоем опустевшем и пыльном гареме?

МАРК. Ты никогда не умела притворяться. Врать умела, а притворяться нет.

ЭЛЕН. Ну что может искать приличная женщина в доме постаревшего бабника? Дыхание погасших страстей или иллюзию бурной творческой жизни…

МАРК. Сядь, пожалуйста!

ЭЛЕН. Я лучше лягу. Вот на эту тахту. На эти телячьи шкурки. Или я в горизонтальном положении не кажусь тебе такой уж привлекательной? Такой, как Джулия?

МАРК. Ты хорошо выглядишь…

ЭЛЕН. Не вздумай прикасаться ко мне.

МАРК. Я хотел только присесть.

ЭЛЕН. Не надо. Ты начнешь соблазнять меня, и я не смогу устоять. А к сцене любви я сегодня не готова.

Он наливает виски в два стакана, один протягивает Элен. Возвращается к столику, садится. Элен шарит под подушками, пытается просунуть руку под матрац.

ЭЛЕН. Почему ты не хочешь говорить о ней? Тебя это задевает? Трогает? Она была лучшей женщиной твоей жизни?

МАРК. Она умерла!

Элен, невольно засмеявшись, затихает.

ЭЛЕН. Это такая шутка?

МАРК. Это правда.

ЭЛЕН. Но…

МАРК. Это произошло позавчера. Есть сообщение почти во всех газетах.

Элен поднимается, идет к столу, берет стакан.

ЭЛЕН. Каких газетах? О чем ты говоришь?

МАРК. Почти во всех. Но ты, насколько я знаю, газет не читаешь.

Элен смотрит по сторонам, видит кипу газет, хватает первую, листает. Читает.

ЭЛЕН. Известная актриса… Популярная… Скоропостижно… Похороны состоятся…

Элен растерянно смотрит на Марка. Глаза ее полны слез.

ЭЛЕН. Господи! Я даже не могла себе представить, что она может вот так неожиданно… (Смахивает слезу.)

МАРК. Действительно неожиданно.

ЭЛЕН. Бедная Джулия. Где это случилось?

МАРК. В гостинице, в Брюсселе…

ЭЛЕН. Ей стало плохо?

МАРК. Нет. Она просто не проснулась.

ЭЛЕН. Кто тебе сообщил об этом?

МАРК. Человек, который был рядом с ней. Мы говорили по телефону.

ЭЛЕН. Ты полетишь на похороны?

МАРК. Нет.

ЭЛЕН. Почему?

МАРК. Потому что похороны Джулии завтра, а завтра у меня кастинг. Я занят.

ЭЛЕН. Занят? Что ты такое говоришь, Марк?

Марк берет сигарету, щелкает зажигалкой, прикуривает. Элен пьет.

МАРК. Во-первых, я, к сожалению, неважно себя чувствую, и лететь куда-либо у меня просто нет сил. А во-вторых, у меня завтра работа.

ЭЛЕН. Марк! Марк! О чем ты говоришь?! Умерла актриса, которая снялась в двух твоих фильмах, играла главную роль в твоем спектакле, была тебе верна и предана, боготворила тебя и любила… Написала тебе, что ты единственный!...

МАРК. Я не был единственным. И успокойся, пожалуйста!..

ЭЛЕН. Что?

МАРК. Она любила другого человека.

ЭЛЕН. Как интересно проходит жизнь. А главное, мимо. И как же ты узнал об этом?

МАРК. Она сама мне сказала.

ЭЛЕН. Ах, Джулия, Джулия! В таком возрасте и так стремительно менять мужчин…

МАРК. В каком таком возрасте?

ЭЛЕН. В ее возрасте, Марк, в ее!

МАРК. Она была младше тебя на семь лет.

ЭЛЕН. Что?

Она залпом допивает виски.

МАРК. Когда-то ты гордилась тем, что ты старше. Что же случилось сейчас?

ЭЛЕН. Она умерла.

МАРК. Она действительно умерла…

ЭЛЕН. И не намекай, пожалуйста, что я слишком долго живу.

МАРК. Ты говоришь глупости.

ЭЛЕН. Ты всю жизнь старался меня подковырнуть и посмеяться надо мной. Всю жизнь!

МАРК. Иногда.

ЭЛЕН. Что?

МАРК. Давай о чем-нибудь другом.

ЭЛЕН. Давай. Скажи мне, скажи честно, чем она тебе нравилась? Чем?

МАРК. Элен, я прошу тебя, не надо. Её нет, успокойся…

ЭЛЕН. Ее нет, но зажигалка есть…

МАРК. Есть и твой шейный платок тоже…

ЭЛЕН. Но я жива.

МАРК. Да, действительно.

ЭЛЕН. Не подходи ко мне.

МАРК. Я не подхожу.

ЭЛЕН. И не пытайся прикоснуться.

МАРК. Я не пытаюсь…

Элен отворачивается. Марк берет пистолет-зажигалку и прикуривает.

ЭЛЕН. Не подлизывайся.

МАРК. Эль, перестань.

ЭЛЕН. Она приходила сюда, прикасалась к этим вещам, лежала на моей тахте, на моих…

МАРК. Перестань, Элен, прошу, пожалуйста. Она умерла…

ЭЛЕН. А я жива! Слышишь, жива…

МАРК. Я вижу.

ЭЛЕН. И я помню всё.

МАРК. И я помню. Почему ты решила, что я…

ЭЛЕН. Я ничего не решила, я просто это знаю. Если бы ты помнил, если бы ты дорожил этой памятью, ты не позволил бы приходить сюда женщинам, которые недостойны даже воздуха, которым я дышу…

Ты знаешь, я пуста, как ваза из-под цветов в окне холостяка. А под ногами – талый снег, но с грязью. Не рвется слово, не бежит строка. Застыло все. Так замирают в келье, не отрывая взгляда от свечи. И все же хорошо, что мы успели увидеть, как целуются грачи.

МАРК. Элен! Она умерла…

ЭЛЕН. Но мы живы. Мы живы, и мы не виноваты в этом.

МАРК. Никто никого ни в чем не обвиняет…

Она подходит к нему, пытается заглянуть в глаза.

ЭЛЕН. Ты любил ее?

Он пытается взять ее за руку, она отступает.

МАРК. Эль!

ЭЛЕН. Отвечай. Пожалуйста.

Марк молчит.

ЭЛЕН. Конечно, нет. Но говорил ей, что любишь. Говорил, да? И наверное, в этом ящике ты хранишь и ее шейный платок, верно? Или этих шейных платков у тебя там много? Что ты молчишь?

Она выдвигает ящик, начинает искать. Марк пытается помешать ей.

МАРК. Перестань, слышишь, Элен? Перестань…

ЭЛЕН. Я не перестану. Не перестану, потому что права…

МАРК. Ты же через минуту пожалеешь об этом, пожалеешь…

Элен отталкивает его, закрывает ящик.

ЭЛЕН. У тебя есть другие тайники?

МАРК. Нашла?

ЭЛЕН. Налей мне выпить.

Марк наливает ей виски, протягивает стакан.

МАРК. Я не хочу.

ЭЛЕН. Чего ты не хочешь?

МАРК. Я не хочу делать того, о чем ты меня просишь.

ЭЛЕН. Почему?

МАРК. Можно без объяснений?

ЭЛЕН. Нельзя. Я хочу, чтобы ты объяснил.

МАРК. Мы с тобой не чужие люди, Эль…

ЭЛЕН. Мы ими стали… И стали давно.

МАРК. Это неправда, Элен. Ты сейчас кокетничаешь.

Слегка покачиваясь, она подходит к нему, смотрит в глаза.

ЭЛЕН. Я не умею кокетничать. И ты это знаешь. Я не умею намекать, и ты это знаешь. Я не умею лгать, и ты это тоже знаешь. И я тебе всегда верила, всегда. А главное – доверяла.

МАРК. Знаю…

ЭЛЕН. Разумеется, знаешь. Знаешь настолько хорошо, что всегда этим пользовался. Пользовался моей наивностью и моей доверчивостью. Моим искренним к тебе отношением и моими чувствами. Ты обманывал меня и крутил, как это говорят, вокруг пальца…

МАРК. Ты, кажется, говоришь о себе, а не обо мне. Я прошу тебя больше не пить. И сядь уже куда-нибудь. Ты упадешь…

ЭЛЕН. Никогда. Я не хочу, чтобы моё тело прикасалось…

МАРК. Успокойся, Элен! Ты уже лежала на кровати…

ЭЛЕН. О-о, кровать, это святое! На этой кровати, ты нашептывал мне слова любви, ты соблазнял меня и развратничал, а я, наивная и восторженная девочка, отдала тебе свое божественное тело, свою невинность…

Элен начинает падать. Марк успевает подхватить ее. Они вместе падают в кресло. Она в его объятьях.

МАРК. Я же предупреждал тебя…

Она смотрит ему в глаза.

ЭЛЕН (читает стихи).

Я устала любить молчаливо. Просыпаться средь ночи влюблённой, Засыпать с осознаньем потери... Улыбаться в момент, когда больно

И держать не закрытыми двери. Я устала любить, восторгаясь Пилигримом по странам скитаясь…

Марк! Я устала любить молчаливо…

МАРК. Эль!..

ЭЛЕН. Я просила не прикасаться ко мне. Не прикасаться, не трогать.

МАРК. Я не прикасаюсь, родная! Я только обнял тебя…

ЭЛЕН. Поцелуй меня, Марк, поцелуй, как раньше!..

Они страстно целуются.

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Что?

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Сейчас ты захочешь большего. Нет! Прошу тебя! Я не готова к этому. Слышишь, не готова!

МАРК. Элен! Я ведь хотел…

ЭЛЕН. Я уже чувствую, как ты хотел. Чувствую. Да! И не смотри на меня так.

МАРК. Элен! Пожалуйста…

ЭЛЕН. Только попробуй изнасиловать меня. Только попробуй!

МАРК. Не надо так…

ЭЛЕН. Поцелуй меня еще раз, поцелуй…

Они целуются. Свет медленно гаснет.

За окнами гремит гром, сверкает молния, шум дождя усиливается.

Действие второе

Марк в халате, поверх которого надет фартук. Он занят приготовлением ужина – нарезает мясо, готовит салат. Старается не шуметь. Элен, укрытая одеялом, спит на телячьих шкурках.

На экране мелькают кадры всевозможных встреч, театральных и кинофестивалей, лица известных кинематографистов и деятелей театра. Среди них Элен и Марк.

За окном по-прежнему льет дождь, и то и дело сверкает молния.

Элен просыпается, резко садится.

ЭЛЕН (громко, испуганно). Марк!

МАРК (вздрогнув, оборачивается). Что случилось?

ЭЛЕН. Ты... Ты все-таки изнасиловал меня! О Господи! Как ты мог? Как ты посмел?

МАРК. Ты сама попросила меня…

ЭЛЕН. Я? Сама? Как ты… Ты воспользовался моей беззащитностью, моим опьянением…

МАРК. Ты сказала, что совершенно трезва и хочешь меня…

ЭЛЕН. О Господи! Я ненавижу тебя!..

МАРК. Несколько часов назад ты говорила, что любишь…

ЭЛЕН. И ты поверил?

МАРК. У меня не было другого выхода.

Она хватается за голову, хочет сбросить одеяло, но вовремя прикрывается.

ЭЛЕН. Дай мне одежду.

МАРК. Рядом лежит халат.

ЭЛЕН. Я не надену халат, который надевала Джулия.

МАРК. Он в упаковке. Этот халат я подарил тебе несколько лет назад.

ЭЛЕН. Мне?

МАРК. Да. Но ты бросила его мне в лицо и ушла к Питеру.

ЭЛЕН. К кому? К Питеру? К этому самоуверенному очкарику?

Он поворачивается к ней.

ЭЛЕН (прикрывается халатом в упаковке). Не смотри на меня. Отвернись.

МАРК. Это сейчас он самоуверенный очкарик, а тогда были сплошные восхищения и восторги. Ты готова была внимать каждому его слову, каждой его строке…

ЭЛЕН (надевает халат, поднимается с кровати). Он был талантливым поэтом. Ты ведь знаешь, что я умею восторгаться. Ты, например, тоже талантливый человек. Очень!..

МАРК. Но без восхищения, правда? И это твое любимое словечко «очень». Мол, вы чувствуете, сколько глубокого смысла я вкладываю в это короткое слово? Или твое отношение к Роберту…

ЭЛЕН. К Роберту я и сейчас отношусь с большим уважением. Не более.

МАРК. Можно с уважением, но, не поклоняясь как идолу. Видела бы ты себя со стороны. Порой казалось, что…

ЭЛЕН (перебивает). Марк, милый, пожалуйста, прекрати. Я могу обидеться. Не надо. Я такая, какая есть. Разве ты не знал об этом?

Молчат.

ЭЛЕН. Ты всё помнишь, да?

МАРК. Что?

ЭЛЕН. Ты готовишь мое любимое мясо?

МАРК. Да…

ЭЛЕН. Греческий салат. Оливки. Фасоль с зеленью, пару креветок в соусе, белое вино…

МАРК. Ты сегодня достаточно выпила.

ЭЛЕН. Не будь таким букой. Я выпью еще виски…

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Я должна тебе сказать…

МАРК. Что?

ЭЛЕН. А ты был хорош!..

МАРК. Глупости.

ЭЛЕН. Почему же?! И страсть, и нежность. Талант – он во всем талант.

МАРК. Перестань…

ЭЛЕН. А главное – память. Ты, оказывается, всё помнишь. Как и что.

МАРК. Ты издеваешься?

ЭЛЕН. Ну что ты! Наверное, надо сказать спасибо Джулии – она не давала тебе терять форму, верно?

МАРК. Причем тут Джулия?

ЭЛЕН. Ну, значит, Мэри…

МАРК. Мэри уже восемьдесят лет.

ЭЛЕН. Ей еще нет восьмидесяти. Так что она вполне…

МАРК. Элен, прекрати. Принеси мне узкий длинный нож из той комнаты.

ЭЛЕН. Я ничего плохого не сказала. Я только подумала.

МАРК. О чем?

ЭЛЕН. О нас. Господи, когда это было? Да, на мое тридцатилетие или… Ты прилетел в Лондон, буквально похитил меня со съемочной площадки, накричав на продюсера, что я на грани нервного срыва, и увез меня на целую неделю к морю. Какая это была сумасшедшая неделя! Прекрасная! Неповторимая! Ты смотрел на меня влюбленными глазами, ты держал мою руку в своей, ты говорил мне слова, которых я никогда не забуду. И ты был неутомим в своей страсти. Ты любил меня утром. Любил днем и вечером, любил ночью! Господи! Мы почти не спали и были счастливы. Ты помнишь?

Марк молчит. У Элен на глазах слёзы.

ЭЛЕН. Конечно, помнишь. Я всё боялась оставить следы ноготков на твоем теле, боялась ревности твоих женщин… Марк! У тебя остались следы? Признайся…

МАРК. Никаких следов нет. Только шрамы…

Элен тихо смеется.

ЭЛЕН. А потом мы возвращались в город. Я была за рулем, а ты сидел рядом и, положив голову мне на грудь, дремал. Я слышала твое учащенное дыхание…

МАРК. Принеси, пожалуйста, нож.

ЭЛЕН. А потом, спустя какое-то время, я случайно обнаружила на гримерном столике стихи Лилиан Баррет. Я читала и плакала. Мне казалось, что она была невольной свидетельницей моего счастья. Нашего счастья, Марк!

МАРК. Принеси, пожалуйста, нож…

ЭЛЕН. Я не могу вспомнить всё стихотворение. Только отдельные строки… Как же это звучало? (Читает.)

У Любви – аппетит пираньи…

Мы ли жертвы?..

Ты не верь словам – ведь не мальчик.

Я тебя отыщу – поверь мне, раздолблю все к черту двери!..

Босиком по колючкам терний – и войду незаметно, тенью.

Забыла, Марк, забыла… Сейчас, сейчас… (Читает.)

Я нырну за тобой в похмелье,

Мне не страшно с тобой – ты смелый.

У любви – аппетит пираньи…

Я хотела тогда послать тебе эти стихи, но потом закрутилась, съемки, репетиции…

МАРК. Я же попросил тебя принести нож...

ЭЛЕН. Я не знаю, где лежит этот, чертов, нож. Я буду искать, нервничать…

Марк уходит в другую комнату. Элен, глянув ему в след, начинает стремительно искать по всем ящикам и полкам. Наконец, находит в нижнем ящике столешницы небольшой сверток – это письма. Она прячет сверток под подушку. Возвращается Марк с ножом в руке. За окном вновь гремит гром и сверкает молния. Идет дождь.

ЭЛЕН. Твоя любимая погода.

МАРК. Да, но не твоя.

ЭЛЕН. Ненавижу дождь, грозу, эти молнии… А тебя такая погода только вдохновляет. Правда?

МАРК. Да, и ты это знаешь.

ЭЛЕН. А меня вдохновляет запах приготовленного мяса. Ты всегда очень вкусно готовил. Всегда! Я жутко хочу есть. Тебе еще долго?

МАРК. Нет. Ужин, хоть и поздний, но уже готов.

Они раскладывают еду на журнальном столике.

ЭЛЕН. Давай выпьем.

Марк наливает вина.

ЭЛЕН. Виски. Пожалуйста.

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Пожалуйста, милый! Может быть, это моя последняя просьба.

МАРК. Элен, успокойся.

Он наливает ей в стакан виски.

ЭЛЕН. Я не хочу быть похожей на эту Мэри, которая не может самостоятельно передвигаться. Которая не может налить себе стакан воды, которая….

МАРК. О чем ты говоришь?

ЭЛЕН. О старости. О глубокой, беспомощной старости, когда ты всем только в тягость. Не хочу.

МАРК. И поэтому ты решила…

ЭЛЕН. Да, я решила уйти. Я ухожу со сцены, ухожу из кино.

МАРК. Почему? У тебя прекрасный возраст, ты замечательно выглядишь…

ЭЛЕН. Ты мне льстишь только потому, что смог соблазнить пьяную женщину…

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Мне шестьдесят четыре года, и я не хочу, чтобы меня запомнили такой. Пусть помнят ту, молодую. Ты ведь помнишь, правда?

МАРК. Можешь не сомневаться.

ЭЛЕН. Ты иронизируешь…

МАРК. Давай выпьем!

ЭЛЕН. За прекрасную жизнь, которая была!

МАРК. За тебя!

Пьют.

ЭЛЕН. Можно тебе задать вопрос?

МАР.– Можно.

ЭЛЕН. Тебе было хорошо со мной? Отвечай, пожалуйста.

МАРК. Да.

ЭЛЕН. Тебе всегда было хорошо со мной?

МАРК. Да.

ЭЛЕН. Почему ты на мне не женился? Почему?..

МАРК. Потому что у тебя никогда не было времени. Ты после первой же роли в моем фильме сразу стала звездой и была нарасхват. Через три дня после премьеры ты улетела в Ирландию. Я десять дней не мог до тебя дозвониться. Твой телефон был просто отключен. А когда, наконец, мне удалось услышать тебя, то ты, не умолкая, рассказывала мне, с каким восхищением ты относишься к Стиву, как он удивительно тонко и точно понимает психологию актера, как глубоко проникает в образ, как умеет вовремя подсказать актеру нужный жест, взгляд… Ты даже не поинтересовалась моими делами. Потом я узнал, что у вас был…

ЭЛЕН (перебивает). Да, я много работала, много снималась и играла. Это было прекрасное время…

МАРК. Для тебя.

ЭЛЕН. Кстати, как честный человек, ты обязан был жениться на мне, когда привел сюда, напоил и изнасиловал…

МАРК. Я тебя не насиловал, Элен! Мы тогда третью неделю репетировали по двенадцать часов. Мы приехали сюда во втором часу ночи…

ЭЛЕН. Господи, мы, оказывается, были едва знакомы!

МАРК. Да.

ЭЛЕН. И ты смог убедить всех, что Лауру, бессмертную любовь Петрарки, должна играть никому неизвестная молодая актриса.

МАРК. Да.

ЭЛЕН. И после очередной репетиции, ты привез меня сюда.

МАРК. Да.

ЭЛЕН. Мне едва исполнилось двадцать лет. Так отчего же ты не сделал мне предложение?

МАРК. Не успел. Как только ты проснулась, ты стала кричать и плакать, лезть на меня с кулаками, бросать в меня этими шкурками, разными предметами, а потом схватила свои вещи и уехала.

ЭЛЕН. И всё?

МАРК. Почему всё? Вечером ты вернулась, осталась и больше не уходила…

Элен наливает себе виски. Пьет.

ЭЛЕН. Да. Я репетировала Лауру. Даже не верится. Я помню ее слова. Ты пишешь мне, и я пишу в ответ. Я читаю твои строки и слышу твой голос, чувствую дыхание и вижу глаза твои. Твои стихи и мое имя будут звучать всегда вместе, во все века, а моих слов, обращенных к тебе, никто не узнает. Моя любовь к тебе останется в стихах, и эти стихи я надежно скрою от чужих глаз. Поверь, женщины умеют хранить тайну. Так было и так будет… Ты помнишь сонет Лауры?

МАРК. Нет.

ЭЛЕН. А я помню.

Ваш взор увидит и в моем надежду, Ее я прячу от ревнивых глаз. И каждый миг вдали сближает нас, Хотя нелепо этим сердце тешить. Уже и звезды светят в окна реже, Ночного неба потускнел атлас. Еще немного – Авиньон заснежит, Не любит холод солнечный Прованс... Но весен не задержится пора – Лучами солнце разлинует небо, И впишет в строчку наши имена. Не зная перемен, душа верна Седому времени, и ждет она, Когда распустятся цветы на вербе.

Наливает себе виски, пьет.

МАРК. Элен, прошу тебя…

ЭЛЕН (взмахнув рукой). Не останавливай меня. Ты должен был меня заставить…

МАРК (перебивает). Заставить не играть в театре и не сниматься?

ЭЛЕН. Нет. Заставить почувствовать свою силу. Марк! Женщину надо не только любить. Женщину надо уметь защищать. Надо так к ней относиться, чтобы у нее не возникало даже мысли уйти к другому. Чтобы не возникало желания остаться одной или же броситься в водоворот новых чувств и впечатлений. Женщина всегда нуждается в поддержке и защите. А что такое поддержка и защита? Это чаще всего семья. Это брак по любви. Разве ты сам этого не понимаешь? Ты, человек, который меня создал. Ты, который меня всему научил и дал мне силы понимать мир, понимать свое дело, которому отдана вся жизнь…

Она наливает себе виски. Марк пытается помешать ей, но она останавливает его руку.

МАРК. Не надо пить.

ЭЛЕН. Марк! Взгляни на меня! Взгляни, милый! Я ведь творение твоих рук! Я твоя актриса! Твоя! Любимая! Это твои слова. Я всегда гордилась тем, что ты сделал для меня и для нас, что ты смог из простой девчонки, какой я была, сделать актрису. Актрису, надеюсь, хорошую. Так почему же ты позволил каким-то людям, каким-то мелким завистникам и бездарностям разрушить наши отношения? Я всегда казалась себе защищенной, но я ошибалась. Я рассыпалась на мелкие кусочки. Я не выдержала! Мне не хватило терпения, потому что я слишком долго ждала. Я ждала самых главных слов, самого главного от тебя предложения. Я ждала восемнадцать лет, и я устала, Марк! Ты умный, ты талантливый, ты мудрый! Скажи мне, скажи, какая женщина не мечтает о браке, о семье, о детях? Я же всегда гордилась не только собой, своими фильмами и своими ролями. Я гордилась тобой! Гордилась тем, что ты у меня есть. Да! Да! Ты, Марк, ты подарил мне судьбу! У нас был союз, союз единомышленников, союз друзей, союз братьев по крови. Но не союз мужа и жены… И не надо обманывать себя. Не надо. Пожалуйста…

Она тихо плачет. Затем уходит и возвращается с треножником, с камерой, пытается установить.

МАРК. Элен!

ЭЛЕН. Я устала, Марк! Я устала ждать. А ты не торопился. Уже слишком поздно. Я не могу стать другой, ты – тем более…

МАРК. Я не буду снимать твое прощальное слово. Это бред, это ненормально. Хочешь уйти – уходи. Как ушли многие. Они не прощались, они закрылись в своих домах и посвятили остаток жизни чему-то другому.

ЭЛЕН. Помоги установить камеру. Помоги, Марк!

Он подходит, отбирает треножник и камеру.

МАРК. Сядь.

ЭЛЕН. Ты говорил мне, что любишь?

МАРК. Тебе нельзя так много пить.

ЭЛЕН. Отвечай!

МАРК. Да, говорил.

ЭЛЕН. Оказывается, одной любви мало! Надо уметь эту любовь удержать. Любовь требует борьбы. Всегда. Ежедневно, ежечасно. Я дура! Конечно! Я бросалась в эти глупые отношения, переезжала от одного к другому, но все время ждала тебя. Ждала, что позовешь, накричишь, заберешь силой и увезешь к себе, на эти чертовы шкурки, но тебя все не было и не было…

Я ждала тебя... пробираясь сквозь мрак к ярким звездам...

Ты не знал, но я и в объятиях ласковых мерзла...

Я стремилась ввысь, все искала твой взгляд в чуждых лицах,

Но летела вниз, рассыпаясь как свет, на частицы...

МАРК. Я пытался за тебя бороться…

ЭЛЕН. Как? Вы, мужчины, всегда хотите найти логику, а мы с ней просто незнакомы. Никакой логики нет, потому что логики нет в самой жизни, в ее неожиданных поворотах и выкрутасах.

Элен смотрит на картину «Женщина в круге».

Я, как она, всегда пыталась вырваться из круга, пыталась быть самостоятельной и сильной, но ты меня не слышал, ты не помогал мне, ты не звал меня…

МАРК. Я звал.

ЭЛЕН. Когда? Как? Скажи.

МАРК. Я всегда звал тебя. Всегда! Но ты не слышала. Чаще не хотела слышать, а иногда тебе просто было не до меня. Твои съемки в фильмах, переезды из страны в страну, спектакли и гастроли – я всегда находил тебя, писал тебе, подавал тебе сигналы, напоминал о себе, но ты оставалась глухой к моим словам и посланиям. Ты отмахивались от подруг, которые пытались сказать тебе обо мне…

ЭЛЕН. О чем ты говоришь? О каких посланиях? О каких подругах?

МАРК. Разве ты не слышишь шепот между строк?

ЭЛЕН. Что?

Элен наливает себе виски, пьет. За окнами гремит гром и сверкает молния. Шум дождя усиливается.

Господи! Как я ненавижу такую погоду. Мне холодно. Меня знобит. Дай мне плед, пожалуйста…

Марк протягивает ей плед. Она берет плед и хватает его за руку.

Марк!

МАРК. Ты так и не услышала меня. А ведь когда-то говорили мы стихами и падали с тобой – с разбега ввысь!..

ЭЛЕН. Эти стихи я нашла в сумочке, на клочке бумаги, когда летела из Лондона в Мельбурн. И там еще стояла подпись…

МАРК. И ты знаешь. Я всегда держал двери не закрытыми. Я надеялся. Ждал…

ЭЛЕН. Двери? О чем ты говоришь? Сейчас, я вспомню. Я устала любить молчаливо и держать незакрытыми двери…

МАРК. Ты не услышала даже Сару…

ЭЛЕН. Сару? Она сказала мне, что почти три недели жила у тебя…

МАРК. Да, почти три недели она ждала Барни, который тогда так и не появился.

ЭЛЕН. Она была не с тобой?

МАРК. Нет.

ЭЛЕН. Неправда!

МАРК. Правда. Что она передала тебе?

ЭЛЕН. Ничего. Хотя, она что-то говорила и добавила, что хочет подарить мне последние стихи этой Лилиан. Лилиан Баррет.

МАРК. Взорвать бы тишину твоего молчания…

ЭЛЕН. Откуда ты об этом знаешь?

МАРК. Она передавала тебе мою просьбу, но ты была занята. Тебе было некогда.

ЭЛЕН. Я ничего не понимаю…

Наливает себе виски, пьет.

МАРК. Перестань пить!

ЭЛЕН. Именно сейчас я не перестану. Я ничего не понимаю. Я помню, что мне постоянно попадались стихи этой Лилиан. Сначала я удивлялась, а потом просто перестала обращать внимание. Так это ты подбрасывал мне ее стихи? Ты с ней знаком? Что ты молчишь?

Марк пьет воду, затем пытается укрепить камеру на треножнике.

ЭЛЕН. Она тоже твоя любовница? Скажи уже правду!

Элен хватает треножник, отшвыривает в сторону.

Кто она такая, эта Лилиан Баррет? Говори!

МАРК. Я.

ЭЛЕН. Что?

МАРК (с улыбкой). В пленительной груди поэта тебя ждало мужское сердце…

ЭЛЕН. Господи, Марк! Какой груди? Какое сердце?

Марк уходит в другую комнату и возвращается с книгой. Элен выхватывает у него книгу, открывает.

ЭЛЕН (читает). Лилиан Баррет – литературный псевдоним известного режиссера и драматурга Марка Слонимски. Поэтический дар… Так это ты? Ты писал эти стихи и подбрасывал мне их?

МАРК. Да.

Она размахивает книгой перед его лицом, а затем швыряет ее в сторону.

ЭЛЕН. И ты хотел, чтобы я поняла твой этот закодированный шифр, услышала за этими строчками твой голос, бросила всё и побежала к тебе?

МАРК. Я надеялся.

ЭЛЕН. На что?

МАРК. На твою любовь, о которой ты говорила всем и всегда. Ты убеждала своих подруг в искренности своих чувств ко мне, а сама с улыбкой на губах сообщала, что зовут, что надо идти, и ложилась в объятья то одного, то другого, то третьего…

ЭЛЕН. Ты дурак!

МАРК. Я знаю.

ЭЛЕН. Как? Каким образом я могла услышать эту дебилку Лилиан, и догадаться, что это твой голос? Как? И перестань держать эту никому не нужную камеру…

Она пытается выхватить у него камеру, но он не отдает.

МАРК. Ты сломаешь камеру.

ЭЛЕН. Плевать.

МАРК. Ты хотела сказать прощальное слово…

ЭЛЕН. Я ничего говорить не буду. Я стану писать стихи, буду второй Лилиан Баррет. Отдай мне камеру. Что ты в нее вцепился? Отдай…

Она пытается отобрать у него камеру. Завязывается борьба. Ей удается забрать камеру и бросить ее на кровать. Марк отворачивается, тяжело дышит, держится за грудь.

ЭЛЕН. Он мне посылал стихи! Он хотел, чтобы я его услышала! Придумал себе какую-то поэтессу, какой-то шифр и думал, что я догадаюсь. А как я должна была догадаться? Как?

МАРК. Элен, я прошу тебя!

ЭЛЕН. Не смей ни о чем просить, не смей! Ты посылал мне закодированные стихи, а сам в это время писал письма своим любовницам. Писал всем! И они тебе отвечали…

МАРК (с трудом). Каким любовницам? Какие письма? Кто мне отвечал?

Элен бросается к кровати, достает пачку писем и бросает ему в лицо.

ЭЛЕН. Вот эти! И все они побывали здесь, все отдавались тебе на этих проклятых шкурках…

Элен швыряет шкурки, подушки, одела и простыни.

МАРК (тяжело дыша). Элен, пожалуйста, никто не отдавался мне…

ЭЛЕН. Не смей мне лгать, не смей обманывать меня. Не смей, не смей!..

Она бьет его по щекам. Марк хватает ее за руки, но силы оставляют его – он опускается в кресле, тяжело дышит.

ЭЛЕН. Никто, говоришь, никто… Я сейчас прочту тебе эти письма. Прочту, и ты убедишься в собственном ничтожестве…

МАРК. Элен! Это старые письма. Они написаны… Пожалуйста, дай мне таблетки.

ЭЛЕН (не слышит его). Сейчас, сейчас…

Она разрывает один конверт, достает листок бумаги.

ЭЛЕН (читает). Марк, родной, здравствуй! (Возмущенно.) Господи! Какой ты ей родной?! Она на двенадцать лет старше тебя. На двенадцать! Она старуха, а ты старый дурак! (Рродолжает читать.) Да, я была на Бали и, признаюсь, я искренне пыталась найти Элен и сказать ей, что ты обеспокоен ее молчанием. Я очень хотела найти ее, но именно в это время она уехала на два дня отдохнуть. С кем и куда, я не знаю. Но мне сказали, что у нее всё хорошо. Обнимаю тебя, твоя Мэри!..

МАРК. Элен, родная, этим письмам почти сорок лет… Пожалуйста!..

Элен хватает второе письмо, читает.

ЭЛЕН. Привет, Марк! Я не собиралась заезжать в Рим, но решила выполнить твою просьбу и поехала в отель Villa Spalletti Trivelli. Я встретила там Генри, продюсера, и спросила про Элен. Он сказал, что все в порядке и все здоровы, но группа уже по дороге во Флоренцию. Я попросила Генри передать ей, чтобы она тебе позвонила… Не беспокойся, Марк! Я уверена, она не пропадет...

МАРК. Элен, пожалуйста…

ЭЛЕН. Что? Что ты хочешь?

МАРК. Не кричи, родная…

ЭЛЕН. Так ты писал все эти письма, чтобы меня образумили, чтобы мне сказали о твоих переживаниях, чтобы сказали, как ты ждешь, и они тебе отвечали…

МАРК. Я только хотел, чтобы тебе напомнили обо мне…

Элен всё еще рвет письма, просматривает, швыряет на пол.

ЭЛЕН. Ты писал Саре, Мэри, Джулии, Анне и всем этим женщинам, только для того, чтобы мне сказали, что ты ждешь меня (Читает.), что ты скучаешь и что ты хочешь услышать мой голос? Да? Ты хотел услышать меня, мой голос, мой смех, да? Ты…

МАРК. Там…

ЭЛЕН. Что, Марк, что?

МАРК. Телефон. Набери единицу. Алекс.

ЭЛЕН. Кто такой Алекс?

МАРК. Мой врач. Единица…

Элен берет телефон, набирает единицу.

ЭЛЕН. Алекс? Марку плохо, слышите, плохо. Да, спасибо… Он сказал, что выезжает. Слышишь?

МАРК. Таблетки…

ЭЛЕН. Господи! Какие таблетки, где?

Марк что-то говорит, но Элен не понимает. Она наклоняется к нему, прижимается к лицу.

ЭЛЕН. Марк, прошу тебя, говори. Скажи что-нибудь…

Она бросается к столешнице, сгребает коробки с таблетками, роняет, поднимает, возвращается к нему. Марк полулежит в кресле без признаков жизни.

Марк! Марк! Вот таблетки, у меня… Сейчас, потерпи…

Элен хватает бутылку с водой, пытается вложить ему в рот таблетку, влить в него воду, но у нее ничего не получается. Таблетка падает, вода выливается ему на грудь. Элен хватает его за плечи, трясет. Она пытается поднять его, дотащить до кровати, но у нее не хватает сил. Элен устало опускается рядом.

Зачем? Зачем ты это делаешь? Не уходи, Марк! Пожалуйста! Хочешь, я наведу порядок, приберу постель… (Поднимается, начинает прибирать постель.) Я знаю, ты не любишь, когда постель не прибрана. Я всё расстелю, поправлю. Смотри! Тебе нравится? И наши любимые шкурочки положу. Они такие мягкие, нежные. Только я не помню, откуда ты их привез. Ты рассказывал, а я не помню. Потом помою посуду. Как раньше! Тебе нравилось, как я хозяйничаю в доме, как я готовлю завтрак, подаю тебе кофе. Ты меня слышишь, Марк? (Берет руку Марка, прижимает к груди.) Пожалуйста, ответь мне, Марк!.. Господи, почему я такая несчастная, почему? Это проклятая работа, эти бесконечные переезды, роли. Зачем? Зачем мне было нужно всё это? Я же любила только тебя. Тебя одного. Мне никто и никогда не был нужен. Я же… Дура, дура, дура! Не надо было ничего. Ничего и никого. Надо было просто быть рядом с тобой, надо было любить тебя, любить и жить. Марк, пожалуйста, прошу тебя, не молчи… Марк! Не умирай, слышишь?! Я не смогу жить без тебя! Не смогу дышать! Я умру, если тебя не станет, слышишь? Прошу тебя, Марк, не оставляй меня! Не покидай, пожалуйста, родной мой, единственный, любимый! Марк! Я люблю тебя! Господи, я любила тебя всегда!.. Слышишь? Ты только не умирай, прошу тебя…

Руку Марка безвольно повисает.

ЭЛЕН. Нет! Нет! Господи, прошу тебя!.. Нет!..

Элен закрывает руками лицо, плачет. За окнами сверкает молния и слышны дальние раскаты грома. Марк неожиданно открывает глаза, с удивлением смотрит по сторонам.

МАРК (громко). Элен!

Элен испуганно вскакивает, кричит, хватается за голову.

ЭЛЕН. Ты… Ты живой! Марк! Ты живой!

Она бросается к нему, обнимает, целует.

МАРК. Ты плачешь?

ЭЛЕН. Это от счастья, Марк! Это от радости…

МАРК. Правда? В таком случае сделай нам два кофе.

ЭЛЕН. С удовольствием! (Идет в другую комнату, но останавливается.) А кому это нам?

МАРК. Мне и Лилиан…

В это время раздается звонок в дверь. Элен и Марк смотрят в сторону двери.

Свет медленно гаснет.

КОНЕЦ