Мари Веглинская. Инквизиция совести

Лёлька не сомневалась, что пропажу не заметят, а если и заметят, то на нее не подумают. Скорее на Олега. Он вообще трудный, в компьютере сидит с утра до вечера. Или на Димыча. После этой истории с манго. А Лёлька положительная во всех отношениях. Она бы ни за что не пошла на это, но Макс сказал, что если сегодня не отдаст этим подонкам деньги, то его убьют, и поклялся все вернуть в ближайшее время. И Лёлька поверила. И взяла бабушкины «похоронные» деньги. «Если со мной что-то случится, это вам на первое время», – говорила бабушка.

Бабушка плакала. Не из-за денег, как думала Лёлька, бабушке было обидно, что кто‑то из ее внуков оказался воришкой, и не просто воришкой – он всех остальных подставил. Это Юлию Ивановну больше всего и огорчало. Последний раз она плакала, когда дочь Женя с мужем разбились на машине и осталось трое детей, Димычу и года не исполнилось. Потом на слезы не осталось ни времени, ни сил. Нужно было доказать опеке, что она может воспитывать внуков, потом думать, как сделать так, чтобы дети не чувствовали себя ущемленными, имели все эти гаджеты, ездили летом на море. Не до слез. И вот Олегу в следующем году 18, Лёле 15, Димычу 8. Теперь все молча сидели за большим круглым столом и старались на нее не смотреть.

Старший внук, Олег, самый трудный. Худой, высокий, с нелепым пучком на голове, он постоянно с ней конфликтовал. Так называемое блогерство, которым он занимался, Юлия Ивановна всерьез не воспринимала, а внук вечно просил деньги на какие-то хостинги, бабушка отказывала, Олег злился. Как ему объяснишь, что лишних денег нет? Зарплата у нее небольшая, конечно, серьезно помогала Женечкина квартира, которую Юлия Ивановна сдавала, и пособия на детей, но это же все равно мало! А мальчишке на следующий год поступать, все учителя в один голос твердят, что он гений, а у него баловство на уме.

Димыч. Добрый и спокойный, даже меланхоличный мальчишка. Но однажды в супермаркете украл манго. Хорошо, охранник оказался с человеческим лицом, у него сын такого же возраста, не стал никуда сообщать и отпустил, а то проблем не оберешься.

Лёля. Такая маленькая, худенькая, с короткой стрижкой, как мальчишка, копия Жени, но парням как мать. Стоит кому заболеть, так она спать не будет. И мальчишек вечно выгораживает, Олегу тайком отдает накопленные деньги на эти хостинги, Димычу сладости покупает.

И теперь важно, чтобы воришка сознался. Иначе как жить дальше?

Нарыдавшись вволю, Юлия Ивановна вытерла слезы кухонным полотенцем, высморкалась и стала спокойна и решительна, как обычно.

– Значит, так! – сказала она. – Сегодня вечером мы снова соберемся за этим столом, и тот из вас, кто взял деньги, вернет их. Не стыдно было брать, значит, и сознаться не стыдно будет. – Она помолчала и добавила: – Страшно не то, что кто-то из вас вор, а то, что мы больше не семья.

Она встала и вышла. Вскоре входная дверь хлопнула – бабушка ушла на работу. А дети остались сидеть за столом. Олег молча уставился на Димыча. Димыч заерзал.

– Ты? – спросил Олег.

– А чё сразу я? Может она! – Димыч ткнул пальцем в Лёлю.

– А может, это ты? – Лёля в упор посмотрела на Олега. Чего это ей стоило, одному богу известно.

– Бабушка права, мы больше не семья. – Олег встал и вышел из комнаты. Вскоре входная дверь снова хлопнула.

– Я в школу, – сказал Димыч и исчез вслед за Олегом.

А Лёля осталась. Ей было тревожно, стыдно и тошно. Прошло две недели, а Макс деньги так и не отдал и перестал выходить на связь. Лёля даже заходила к нему домой, но родители Макса встретили ее холодно и с раздражением.

– Макса нет и не будет! – сказала мама Макса и захлопнула перед девочкой дверь. Родители Макса были против общения сына с Лёлей. Они имели небольшой бизнес и относили себя к другому социальному слою.

И Лёлька поняла, что деньги Макс не вернет. Он просто обманул ее, выудил деньги, которые на самом деле нужны ему на травку, а не для того, чтобы с этим покончить, как он ей говорил. И не любил он ее вовсе.

Это было самое страшное известие после смерти мамы и папы.

Всю следующую неделю Лёля старалась раздобыть деньги, обзвонила друзей, пыталась устроиться на работу, только пятнадцатилетнюю девочку на работу не брали. Хотела позвонить крёстной и во всем сознаться, но не смогла – стыдно. И надежда угасла.

И вот настал час икс.

Нужно было ехать в лицей. Лёля собрала сумку, завтракать не стала, кусок в горло не лез, оделась и вышла на улицу.

День выдался не по-весеннему холодным и промозглым, то и дело принимался дождь со снегом и резкими порывами налетал ветер, или вдруг выглядывало солнце и било в глаза слепящими лучами. Лёля поежилась, пожалела, что не надела теплую куртку, натянула на голову капюшон и пошла на остановку автобуса. Села на скамейку и застыла. Мимо один за другим проезжали автобусы, а Лёлька неподвижно сидела, даже не замечая, что очередной из них увез пассажиров в нужном ей направлении. Того ужаса, какой она испытала, поняв, что деньги не вернуть, больше не было. Осталось отчаяние. И эти острые слова: «мы больше не семья».

Наконец Лёля встала и пошла вперед по дороге, не имея никакой конкретной цели. Ноги сами носили ее по городу, перемещая с улицы на улицу. Иногда она останавливалась пред витринами каких-то магазинов и застывала, разглядывая товары. Только вместо пальто и сапог с гладкой панели витринного стекла на нее смотрела тоненькая отчаявшаяся девочка, словно и не она вовсе. А в груди у этой девочки, будто маленькая птичка, съежившись, дрожала от холода и страха душа. Потом Лёлька совсем окоченела и зашла в какой-то торговый центр, поднялась на фуд-корт и купила в кафе чай. Обхватив стаканчик замерзшими пальцами, она долго сидела, пока чай совсем не остыл. А мимо торопливо пробегали люди, смеялись, покупали еду, обсуждали что-то и исчезали. Затем Лёля встала и ушла, так и не сделав ни одного глотка.

Тем временем на улице снова повалил густой мокрый снег и сделалось промозгло. После теплого помещения Лёлька дрожала, засунув руки в карманы она стала передвигаться быстрее, все так же не имея конкретного маршрута, шла и шла, словно остановка смерти подобна, пока ноги не вынесли ее на набережную. Место показалось ей незнакомым, она не бывала здесь раньше. Девочка поднялась на мост, остановилась и посмотрела вниз. Черная, неприветливая вода плескалась совсем рядом. Каждой клеточкой тела Лёля ощутила идущий от воды холод. И где-то там, в глубине, ясно увидела свой позор и предательство. Снег плотно облепил тоненькую фигурку, куртка промокла, но Лёлька ничего не чувствовала – вцепившись в перила, она смотрела и смотрела вниз, на воду. Потому что именно там вдруг увидела свое спасение. Вот если перелезть через перила и прыгнуть, то все закончится, весь ее позор. Только нужно набраться храбрости.

Снег прекратился, в небе засияли лазурные проталины, и солнце сбросило на воду снопы сияющих искр. Но Лёлька ничего не видела – только позор, вода, смерть. Это страшное слово она не вспоминала с момента гибели родителей, и вот оно вновь возникло в ее жизни. Девочка представила, как перелезает через перила, летит вниз, бьется о воду, вода медленно смыкается над ней, и Лёлька опускается на дно, только пузырьки воздуха поднимаются на поверхность. Все как в фильмах. И вот уже она лежит на дне, опутанная водорослями, а перед ее мертвыми глазами скользят рыбы. Почему-то эти мысли совершенно не пугали ее.

И вдруг Лёля четко увидела бабушку и братьев, которые стояли на мосту и смотрели туда, где над Лёлей плавали рыбы. Стояли и смотрели, а бабушка плакала. А чуть поодаль стоял Макс. В черной бейсболке, черной толстовке и черных джинсах – он любил черный цвет, и ее приучил, теперь Лёля покупала вещи только черного цвета. Макс ухмылялся, в отличие от бабушки и братьев Лёльку он не жалел. Теперь Макс стал олицетворением смерти, да он и был сама Смерть.

Странно, но Лёлька с удивлением поняла, что совершенно не сердится на Макса. Нет, она его уже не любила, но ей почему-то стало Макса жаль. Она вспомнила, как он жаловался, что родоки у него отстойные, учителя придурки, Ваньке, соседу по парте, купили последний айфон, а он, Макс, со своим уже второй год ходит. А Лёлькиному айфону уже сто лет в обед, ей подарил его Олег, купив у кого-то, перепаял и переделал, и теперь у Лёли в телефоне такие возможности, что Макс и не мечтает. И семья у нее отличная, бабуля и братишки, которых она очень любит. Вот Димыч подарил ей на день рождения браслет, разбив свою копилку, а бабушка толстовку, непомерно дорогую, но ведь Лёлька о ней так мечтала! А теперь она причинит им такую же боль, какую испытала сама, узнав о смерти родителей? Нет, ни за что! Потому что это еще более подло. Да, виновата и ответит за подлость, может, ее не простят – заслужила, но Лёля очень постарается сделать все, чтобы искупить свою вину.

Девочка решительно отошла от перил, посмотрела в последний раз на воду, развернулась и побежала домой. Теперь она знала, что вечером во всем признается и попросит прощения, хоть это безумно трудно. Вот только деньги вернуть не сможет.

И вот все собрались за столом. Бабушка внимательно посмотрела каждому в глаза. Лёлька напряглась, сжала кулаки и набрала воздуха. Пальцы побелели, а ноготки впились в кожу так, что стало больно.

– Ну, – сказала бабушка, – и кто?

Лелька закрыла глаза, перестала дышать, вот сейчас она встанет, только бы преодолеть ватность ног. Пять. Четыре. Три. Два…

– Деньги взял я! – Димыч встал и опустил голову, стараясь ни на кого не смотреть.

У бабушки от удивления брови поползли наверх.

– Ты?!

– Да. Вот.

Димыч положил на стол деньги.

– Зачем? – спросила бабушка.

– Ну, это… надо было, – он покосился на Олега.

– Зачем? – снова строго спросила бабушка.

– Ну, я… манго хотел…

– Опять? – бабушка истерично хохотнула, взяла деньги и пересчитала.

– Здесь не все, – из-под очков бабушка строго смотрела на Димыча.

– Остальное взял я, – Олег тоже встал. – Вот.

Он выложил на стол еще несколько купюр. Бабушка пересчитала.

– Да. Теперь все, – сказала она. – А ты на что? Опять на хостинги?

Лёлька сидела как изваяние, не зная, что и думать.

– Сейчас, – сказал Олег, вышел из комнаты и вернулся с планшетом. – Вот, смотрите.

Бабушка недоверчиво посмотрела на экран, где Олег что-то говорил, паясничая. Димыч захохотал. Бабушка ударила ладонью по столу.

– Хватит смеяться! И что?

– Ты на количество просмотров посмотри, бабуль!

– И что? – еще строже спросила Юлия Ивановна.

Лёлька тоже посмотрела на планшет. Ей казалось, что все происходит не с ней.

– Бабушка, если просмотров такое количество, то это начинает приносить деньги, – не своим голосом сказала Лёля.

– Ты хочешь сказать, что зарабатываешь этим? – бабушка подняла глаза на Олега.

– Ну да, – как бы небрежно ответил он.

Бабушка пожала плечами, встала из-за стола и ушла на кухню. Произошедшее шокировало ее не меньше, чем Лёльку, потому что она давно вычислила, кто взял деньги, и теперь просто не понимала, что происходит.

Тем временем мальчишки удалились в свою комнату, а Лёлька осталась. Ее не пригласили, как это бывало раньше. Она слышала, как за закрытой дверью смеется Димыч, значит, Олег показывает ему какие-то ролики. И вдруг поняла, что братья все знали и взяли зачем-то вину на себя. Лёлька тихонько открыла дверь и вошла в комнату мальчишек. Там было темно, только светился экран компьютера и две спины, маленькая и большая, выделялись темными силуэтами. Лёлька подошла и обняла мальчишек. Но они словно не замечали.

– Я виновата, знаю, – тихо проговорила она. – Я бабушке сейчас все расскажу. Только не сердитесь на меня, пожалуйста.

– Не надо ничего рассказывать, – холодно ответил Олег. – Проехали уже.

Лёлька почала головой, хотя спины этого не видели.

– Но как ты узнал? – спросила она Олега.

– Вскрыл твою переписку с этим подонком. Но я ему, гаду, покажу!

В другой раз Лёлька пришла бы в ярость от того, что кто-то читал ее личную переписку, но только не сейчас.

– Но зачем?

Олег пожал плечами. Димыч сидел молча, боясь пошевельнуться.

– Просто вспомнили, как ты за нас с Димычем всегда горой стоишь перед бабушкой. Ну вот и решили.

Лёлька плакала. Слезы крупными каплями катились из глаз, скапливались на подбородке и ручейками стекали на блузку. Димыч вдруг резко обернулся и прижался к Лельке.

– Ты же мне как мама, – сказал он. – Ты мне сказки на ночь рассказывала!

Теперь Лёлька уже не плакала, она рыдала. Олег тоже обернулся и обнял ее.

– Ну ладно, Лёль, не реви. Я тебя в ролике сниму, будешь звездой.

Но Лелька ревела и не могла остановиться. Так они и сидели обнявшись. Наконец, немного успокоившись, Лёлька вытерла слезы и сказала:

– Всё, пошла к бабушке.

– Не надо, Лёль! Ну зачем?

– Надо.

А Юлия Ивановна тем временем стояла за дверью и улыбалась. Потому что теперь она знала точно: они – семья.