Наталья Бакирова. ГОСТЬ

— Как же… доча... что же… — мать Людмилы сидела, не отирая слёз, и вдруг вскочила, закричала, затеребила лежавшую в гробу: — Люда! Вставай! Вставай, доча, пойдём, пойдём отсюда! Вставай! Вставай, Люда!

Такая вера была в её голосе — встанет! — что и в Денисе возникло это, напряжённое, бешеное: она должна была встать! Показалось, что Людмила слышит, что дрогнули веки на мёртвом лице.

И вот всё кончилось.

Канула в небытие Людмилина мать. Растворились в суете, из которой и возникли, Людмилины посмертные гости. Настал покой. Полный, беспросветный покой — ни дел, ни мыслей, ни желаний.

Места Денису не было нигде. Некуда приткнуться. Даже на работу он не ходил: позвонил начальник и тактично — даже больше, участливо — предложил написать заявление на отпуск за свой счёт, и Денис написал: ходить на работу казалось невыносимым. Однако пустое время, как он вскоре понял, было ещё хуже. Денис подолгу задерживался на каждом этапе дня, кое-как переваливал за полночь, и тут его уже караулил следующий день — такой же бесконечный, и так же полный мучительного покоя.

Покой исчез с приходом того… Денис морщился, вспоминая первую с ним встречу.

— Здравствуйте, — сказал позвонивший в дверь человечек, прижимая к боку портфель и кланяясь. — Вы Денис, — он протянул маленькую, очень мохнатую свою лапку, потом отдернул её, потом опять протянул и спрятал за спину тотчас после рукопожатия.

— Входите, — Денис посторонился. Человечек зашёл в прихожую, огляделся, сделал движение, как будто хотел поставить портфель, но вдруг передумал — поплотнее прижал его к боку и заговорил, проходя вслед за хозяином в комнату.

— Я Иван… Понимаете, какое дело… Я Иван…

Денис молча смотрел на него. Иван не вызвал даже тени интереса, не вызвал даже лёгкого любопытства — кто он, зачем и почему; Денис просто пережидал Ивана. Впрочем, хорошо, что Иван появился и теперь заслонит собою какую-то часть бесконечного дня.

— Видите ли, как бы это сказать — я Иван… — продолжал заплетаться гость, но вдруг собрался, глянул строго и враз закончил: — Личный друг Милы.

Сказав это, гость окончательно обрел твердость духа и продолжал уже спокойно, обстоятельно:

— Мне никогда не нравилась двойная игра, я был против, что Мила ведет её, но она не хотела расстаться с вами. Это было её право. Но теперь её нет, и я не могу продолжать вас обманывать.

— В чём обман? Ведь её уже нет? — спросил Денис. Он не хотел спорить, и говоривший всё ещё не затронул его ничем; однако этот визит надо было тянуть, длить и исчерпать до конца.

— К-как… — опять стушевался пришедший. — Я же продолжаю с ней встречаться… Ну, то есть, мысленно… С её образом, так сказать… Помнить её… и расскажите, где её могила! — внезапно взвизгнул он, уставившись на Дениса.

Вот тут он впервые что-то почувствовал.

Что-то вздрогнуло, стронулось — какая-то тень проявления воли, пока не определённая, но бесспорно и явно связанная с гостем.

Снаружи послышалась сирена приближающейся машины. Голос, усиленный громкоговорителем и потому зловещий, предупреждал об ураганном ветре: «…рекомендуем не покидать домов без крайней необходимости».

Денису случалось думать, какой была бы его реакция, узнай он, что у Людмилы есть любовник. Ревниво приглядываясь к своей красивой, яркой жене, почти всегда полной какого-то заразительного счастья, Денис понимал: поклонников там стаи. Значит, и любовник мог появиться. Но не Иван же! Гном в дурацких очках... «Врёт, — решил Денис. — Самоутверждается». Он глядел на своего гостя, глядел и морщился.

Гость сидел на краю кресла. Ступни его в темно-синих носках были неестественно вывернуты.

— Давайте помянем! — вдруг выпалил гость, выхватил из портфеля бутылку коньяка, бахнул с размаху о край стола. Весь коньяк ухнул на пол — в руке же гостя осталось одно косо отломанное горлышко, плотно завинченное пробкой.

Денисом овладел смех. Глаза его оставались при этом мёртвыми, пустыми, он ржал, ощущая себя странным образом чужим самому себе, который вот так ржёт; чувствовал: не так, неправильно что-то, но остановиться не мог.

А Иван вдруг заплакал. Он уронил горлышко, уронил лицо в ладони и скорчился за столом — острые лопатки тряслись, из-под пальцев доносился невыносимо тонкий, жалобный звук, и Денис почему-то подумал, что, раздетый, его гость наверняка напоминает маленькую печальную обезьянку.

Ночью, лёжа в постели, Денис думал о жене. Пытался совместить её с Иваном, который просидел у него весь вечер, плакал и жаловался, а Денис морщился, пил водку и слушал. Хотел понять. В сущности, живёшь с женщиной и совсем её не знаешь. И вот она умирает, а ты всё ещё её не знаешь, но скорость узнавания после смерти куда выше — твоя женщина перестала, наконец, меняться, образ завершён; кажется, ещё чуть-чуть — и ты поймёшь её полностью… Денис и надеялся понять, и боялся этого, как окончательной разлуки — странным образом она, Людмила, была тут, пока оставалась неуловимой; и вот пришёл Иван, и доказал: далеко, далеко ещё до понимания.

***

Ураган, вопреки предупреждению, пронёсся только через несколько дней и не над городом — в городе его никто даже не заметил — а над лесом, где было кладбище. Сосны покрепче устояли, но много было и таких, что лежали сейчас на оградках, смяв их. Некоторые памятники были разбиты. Тут и там двигались люди в неоновых жилетах, стучали топоры, ревели пилы, сыпались на землю опилки.

Денис допустил тактический промах, позволив Ивану идти вперёд. Тот, конечно, засуетился, запутался среди поваленных стволов и вывел наконец совершенно с другой и неудобной стороны, так что пришлось перелезать оградку соседнего захоронения.

Могила Людмилы от урагана не пострадала. Зато там обнаружился человек — он сидел прямо на холмике и пил пиво из банки. Закусывал булкой, оставленной ими вчера.

— Ну-ка, пшёл отсюда, — приказал Денис, подходя.

Сидящий поднял на него глаза, вскочил, отряхнул крошки с коленей и протянул руку:

— Костя…

Денис набычился, зато из-за его спины тут же выскочил Иван и с готовностью пожал ладонь этого Кости, глядя на него доброжелательно, с любопытством и как бы уже с определенной догадкой насчёт того, кто он есть и почему тут находится.

— Иван… очень приятно… то есть не потому, а просто… — бормотал он, и невнятность его речи, чувствовалось, была вызвана не страхом, как при знакомстве с Денисом, а сосредоточенностью на своих быстрых мыслях.

— Костя, — повторил новый знакомый и опрокинулся на спину от удара в челюсть.

— Вали отсюда! — Денис сгрёб лежащего за шиворот и выволок за оградку. — Мне по хер, кто ты такой, понял?

— Денис… мы ж на кладбище… нельзя… тише… — суетился Иван, а Костя, поднявшись и чуть отойдя, остановился и ждал.

— Мало тебе? — бешено поглядел Денис. Ему с лихвой хватало существования Ивана, который пристал к нему, как банный лист, чтобы стерпеть ещё и этого. Тем более, что Костя был красив, строен, белокур — Денис просто смял его и, не в силах остановиться, какое-то время бил упавшего. Иван у могилы закрыл глаза.

— Сука… мало ему… — пыхтел Денис. Напоследок он засадил Косте по рёбрам и, распрямившись, зашагал прочь. Уцелевшие при урагане сосны шарахались, освобождая дорогу, но он всё равно в одну из них врезался и долго стоял, уткнувшись лбом в кору, пока не очнулся от боли в стиснутых кулаках — оказывается, всё это время он колотил по стволу и, возможно, что-то кричал.

Вечером раздался звонок в дверь.

Денис, собственно, этого ждал. И нисколько не удивился, увидев Ивана. И даже державшемуся в стороне Косте кивнул отдельно:

— Проходи.

— Не боишься — пришёл? — спросил. «Господи, пацан ведь совсем… Сколько ему? Двадцать? Двадцать один?»

Костя был страшен, под обоими глазами темнели синяки — видимо, один из ударов пришёлся в переносицу.

— Это я его привёл, — влез Иван, который уже сидел в кресле и хозяйски скручивал крышечку с бутылки. — Сам бы он никогда…

— Я знал, что Людка замужем, — сознался Костя. — Ну так что? У меня сестра замуж четыре раза выходила. Каждый раз фамилию меняла, дура… Я ей говорю: хоть фамилию-то оставь! Возни столько — охота тебе документы переделывать? Паспорт, пенсионное, права… Ну, всякое там, короче…

Денис застонал и обхватил голову руками. Костя замолчал, потом глянул исподлобья и сказал ещё:

— Да у нас ничего с ней толком и не было.

— А что вы, молодой человек, в таком случае делали на её могиле? — ревниво спросил Иван. Денис в это время думал: «Только бы не убить… только бы не убить никого…» Костя смешался.

— Не знаю… Она необычная такая, я с ней прямо суперменом себя чувствовал, — он застенчиво посмотрел на Дениса. Голубыми глазами из фиолетовых провалов. — Умерла — жалко… А мы с моей девушкой тут поругались, я тогда купил пива и думаю: дай, на могилу, что ли, схожу…

— О, дурдо-ом! — Денис вдруг засмеялся, встал (Костя непроизвольно сжался), ушёл на кухню.

Вернулся с бутылкой.

— Дурдо-ом! Четырехглазая обезьяна и пацан — штаны на лямках! Получше-то никого не могла найти? — крикнул он, подняв голову к потолку. — А?! Что молчишь?!

***

Проснувшись, Денис не ощутил похмелья. Только в голове шумело. «До сих пор пьян», — вяло подумал он.

Костю трижды отправляли за водкой.

Сначала денег ему дал Денис, велел:

— Ну-ка, метнись. Дедовщину никто не отменял.

Иван засмеялся радостно, и второй раз распорядился уже сам, точнее, поспешил распорядиться, заранее зажав купюры в потной волосатой лапке.

— Помнишь про дедовщину? Давай!

— Да что ж это такое! — воскликнул Костя, — я же среди вас двоих вечно самым младшим буду! — взял деньги и ушёл, и вернулся, а посланный в третий раз, исчез — может, менты забрали, а может, уснул где-нибудь. Или к девушке своей пошёл — мириться. А тут Иван принялся излагать Денису крайне запутанную концепцию идеальной любви, и Денис послал Ивана подальше, и тут Иван, до той поры безропотно от него всё переносивший, — вдруг обиделся и пропал… Теперь он спал, должно быть, в соседней комнате. Денис порылся в ящике, взял, что ему было нужно, потом прокрался к двери. Осторожно, стараясь не скрипнуть, выбрался на лестничную клетку. У него была цель.

Лавируя между целых сосен и их обрубков, он думал мрачно: «Если там ещё какой ублюдок сидит — точно, повешу. Удавлю. И рядом с ней закопаю — пусть и в гробу побалуется, сука. Вот су-ука…» Денис заплакал. Слёзы мешали ему смотреть вперёд, где уже светилась знакомая оградка, но они всё текли и текли, и тогда пришлось вспомнить Ивана, как он выглядел в первый вечер, и разозлиться на себя, что вот и он стал совсем как эта мартышка-Иван.

А ублюдок на могиле сидел-таки.

Из левой руки его текла кровь, рядом валялся нож. Знакомый нож. Просто родной нож — Денис всегда брал его с собой в лес. Глаза ублюдка горели, распахнутые в пол-лица, — в них дрожал ужас, а при виде Дениса вспыхнула надежда.

— Урод ты, Иван, — Денис стоял, раскачивался на носках взад-вперёд. Разглядывал сидящего на могиле. — Но вот это ты хорошо придумал… Хвалю. — Денис всё качался.

Качался и качался. Качался и качался.

***

— Ведь ты даже не понимаешь, как всё мне испортил. Воспоминания мои чистые — испортил! Костю этого, чтоб он тоже сдох — привёл! Ведь не хотел я ничего знать, не хотел… Ну, подумаешь, отморозок какой-то на могиле сидит… Ну, дать ему по мозгам… — Денис качался, за его головой моталась белая занавеска. «Скорая» ехала быстро. Они были вдвоём в салоне — врач сел с водителем. — А теперь и последнее отобрал…

Он наклонился к Ивану совсем низко и заорал, перекосившись, тому прямо в лицо:

— Ты, урод, зачем вены резал? Мне-то теперь — что делать? Что?

Иван пребывал в обморочной пелене, не понимал ни слова. Ему только смутно представлялось, как он сначала хотел умереть, а потом расхотел, но всё равно умер бы, если б не Денис, а он сидит теперь рядом с ним и ругается чёрными и даже самыми последними словами — видимо от страха за него, Ивана, и это было прекрасно, что у него появился наконец настоящий друг. Всё было прекрасно, так прекрасно было Ивану, как никогда в жизни, счастье наплывало, обволакивало... Облако — счастье…

Ночью Денису приснилась Людмила. Первый раз за всё это время.

Он смотрел на неё и ждал: что-то скажет? Но Людмила молчала. Только глядела ласково и улыбалась.

Тогда Денис попросил:

— Не бросай меня… Я прощу тебе всех твоих любовников, только ты не уходи никуда, ладно? Никогда не уходи, слышишь?

Людмила улыбалась, смотрела. Обещала: конечно, не уйду, что ты? Что ты, разве можно?

Денис вздохнул. Прижал Людмилу к себе и почувствовал, что она крепко обнимает его в ответ.