Стефания Солис. Из дневников гимназистки Грушкиной

Август 1, 201…

Совсем ничего не видно в моем городе. Ядовитый углеродный газ, возникший в результате ужасных подмосковных пожаров, превратил нас всех в ежиков в сизо-блеклом тумане. «Добро пожаловать в Москву!» – держит плакат Ежик в тумане, размноженный интернет-сайтами. Все как в фильмах о далеком будущем: повсюду люди с намордниками-респираторами – даже в подземке не спрятаться. Красная площадь и Большой не видны и на близком расстоянии, мокрые простыни на окнах, словно повязки на ранах. Каждую ночь стоишь перед выбором: задохнуться, закрыв окна, или отравиться ядовитым туманом, оставив окна открытыми. Но это если уснешь.

Бессонница, головная боль, зубная щетка в холодильнике, страхи – очевидные симптомы отравления низкой концентрацией.

А сегодня, между прочим, твой День рождения.

Моя бессмысленно-короткая смс, скрывающая мое настоящее состояние отчаяния, обреченно вернулась не доставленная.

Ты – там, куда сообщения не доставляются.

Я – здесь, где больше нет сил дышать.

Август 13, 201…

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– Неплохой сегодня день, да? Уже ядовитый туман рассеялся, да и не так жарко.

– Да, с Божьей помощью. Господь услышал наши молитвы.

– А как дела ваши? Идут?

– Да, люди останавливаются.

– И что?

– А ничего. Останавливаются – уже хорошо.

– Останавливаются, и что?

– Да просто останавливаются, молчат, а потом идут дальше.

– А вы и этому рады?

– А как же? Конечно, рад. Все так повсеместно торопятся, что и остановиться не грех и задуматься.

– Думаете, это подействует?

Монах улыбается, а я опускаю в металлическую банку с вычеканенным на ней крестом монеты.

– Удачного дня!

– До завтра!

Август 25. 201…

Открытого окна прохладный поцелуй,

Рассвета желтый луч – новорожденный день…

Нет, не дано мне писать стихи…

Вечером того же дня:

Сегодня в удушливый вечер нашла такую запись, сделанную ровно год назад, – писала N., в которого была влюблена платонически (но не отказалась бы и от большего), которого никогда не видела (кроме фотографий), зато много его читала:

«…в Москве тепло, хотя и идут дожди. Мы все чаще перебираемся с летних террас московских кофеен внутрь – за стекла, в приглушенные стены с приглушенным светом и тяжелыми картинами. Мое лето – громкое и легкомысленное, уходит, как песок сквозь пальцы. Скоро и осень, и зима в одном флаконе – спокойно, хрустально и отстраненно – и "да", и "нет" одновременно, "можно сегодня, а можно завтра" (что значит "никогда", вместо летнего "сейчас!"); и плед, и чай, и камин, и книга, и добрые лукавые глаза, ни к чему не призывающие, и прохлада во всем: в окружающем мире, в глазах, в душе и в мыслях».

Читаю дальше:

«На самом же деле хочу узнать, как ты живешь. Твои слова: "…накопилось много горечи, и она разъедает тот материал, которым я инкрустировал свои прежние работы. Позолота и чернь сошли, и остались вместо них облупившиеся бытовые мелочи…" заставили меня задуматься и загрустить.

Жизнь "текуча" – перетекает из одной формы в другую, меняет цвет и звуки: то она "резкая", с острыми углами и яркими красно-зелеными всполохами –геометрия, то растекается как молоко по пастельной траве, томно потягивается. И ничего с этим не поделаешь. Все проходит: и плохое, и хорошее, и романтика, и быт, и сиюминутное счастье, и оценочные раздумья о собственных успехах-неудачах. А посему, как писал Сомерсет Моэм: "Ничего нет вечного в этом мире, и мы поступаем глупо, прося, чтобы что-то продлилось, но еще более глупо не наслаждаться пока оно у нас есть". Надо наслаждаться ЛЮБЫМ моментом жизни: в любом плохом живет хорошее, как, увы, и наоборот.

Очень хочу, чтобы у тебя на душе было комфортно, чтобы утро тебя наполняло радостью и энергией, а ночь снимала усталость».

Похоже, в прошлом году я, действительно, любила N.

Надо бы ему написать, или позвонить, или… нет.

Что-то послать без всяких слов, бандеролью – свою книгу, или просто акварель.

Август 30, 201…

Я отправила N. свою книгу.

К книге приложила коробочку с ручкой, зажигалкой и визитницей – сувенирная коробочка, по формату идеально подходящая к книге.

Дело было так.

– Бандероль можно отправить?

– Да. А что там у вас?

– Книга.

– И все?

– Еще сувенирная коробочка.

– Коробку я не приму.

– Почему?!

– Я принимаю только книги.

– А коробку?

– Коробки - в другом окне.

– Тогда я пойду в другое окно.

– У вас там книгу не примут. Книги – здесь, коробки – там.

– Что же делать?

– А я откуда знаю? Отправляйте две бандероли: одну с книгой, другую – с сувенирами.

Пошла на другую почту. Там было только одно окно.

Я сообщила N., чтобы ждал.

Но он не ответил.

Сентябрь 5, 201...

Мои друзья – семейная пара, которая всегда одевается в один тон как бы случайно, отправляются к морю. Я их люблю и всегда езжу с ними. Вот уже восьмой год. Но в этом году я с ними не еду. Подруга расстроилась и сказала: «Напрасно не хочешь».

«Напрасно» – слово моей мамы. Она всегда качает головой, когда я отказываюсь от чего-либо, ею предложенного, и строго говорит: «Напра-а-асно...»

Я чувствую вину и хочу уйти. И ухожу. А потом долго не звоню.

В путешествие друзья возьмут мою фотографию и будут ставить на стол, обедая вечером в ресторане, или класть у моря - на свободный шезлонг, лицом к морю. Иногда будут переворачивать - вроде как я ушла гулять вдоль берега. А на будущих фото они пририсуют мою фигурку фломастером.

Чтобы было не-нап-рас-но.

Сентябрь 25, 201...

N. ответил. Но не то, чего я ждала.

Мне стало грустно.

Наверное, я слишком идеализирую людей.

Или просто живу в параллельном мире. Правда, случается, что в него иногда заглядывают. Старые друзья все чаще просятся наружу. Я отпускаю, чтобы навсегда закрыть за ними дверь.

При этом…

…мы сохраняем наши отношения вовне.

Октябрь 10 - 11, 201…

Вчера в переписке с одним замечательным скульптором меня назвали красивой женщиной, которой невозможно отказать. Я, правда, этого скульптора ни о чем не просила, как кое-кто мог бы подумать.

«Скульптурированное» настроение послужило мне толчком к тому, что днем я купила себе очень модные сапоги-ботфорты.

А еще утром, все в тот же день, я встретила в метро своего бывшего близкого друга. Увидела его первая – он сидел на скамейке в ожидании поезда, читал «Ведомости». Я прошла мимо и отвернулась. Когда поезд подошел, бывший близкий друг встал и вошел в тот же вагон, что и я.

Это была случайность.

Он стоял напротив меня - в проходе почти пустого вагона – и улыбался. Мне тоже пришлось ему улыбнуться.

Лет семь назад нас связывали импульсивные отношения. Он жил в Германии, там у него взрослые дети и бывшая жена-стоматолог, а в Москве были бизнес и я. Но как-то однажды, проснувшись утром в декабре, накануне Рождества, я вдруг поняла, что цепочка распалась.

Да и вообще, к тому моменту я уже до беспамятства платонически влюбилась в N. Думаю, это и было самым главным. С тех пор с бывшим близким другом мы только созванивались.

Так вот, он смотрел на меня сегодня утром в поезде и улыбался, а потом подошел, обнял и сказал:

– Я готов сдать билет на вечерний поезд и вернуть все, что было. Согласна?

Билет он вернул.

Мы встретились вечером – на мне были новые сапоги-ботфорты.

На следующий день он улетел.

Октябрь 13, 201…

У нас на воротах поставили новый домофон: если у вас нет магнитного ключа, надо нажать на воротах кнопку звонка. Сигнал идет на видеокамеру к консьержке. На экране появляется чей-то живот. Консьержка не всегда узнает, чей же это живот. Тогда она говорит: «Наклонитесь».

Человек у ворот слышит: «Наклонитесь».

Некоторые считают это оскорбительным и не наклоняются.

И даже уходят.

Так и не попав внутрь.

Октябрь 20, 201...

Вечером позвонила мама:

– Ты поможешь мне с чугунными скамейками?

Она хотела расставить ночью по двору чугунные скамейки, новые и надежные, только что по ее инициативе купленные Правлением нашего дома. Она хотела это сделать обязательно ночью, чтобы утром все соседи вышли и сказали: «Ах! Как красиво!».