Татьяна Попова. На болоте

– Всё. Ни шагу больше не сделаю! – Федька опустился на траву у хилого деревца, отбросил в сторону пустую корзину и зверем зыркнул на Саню. – Куда ты нас завел? В пустое болото? А хвастал, что клюквенное место знаешь. И как нам отсюда выбираться?

Больше всего на свете Сане хотелось как следует стукнуть младшего брата. Младшего! Всего на год и младше, одиннадцать лет мужику, а до сих пор все в маленьких ходит. Всю жизнь на Санькиной шее сидит, всю жизнь Санька за него работать должен.

Дед давно объяснил старшему внуку, почему и мать, и бабка к Федьке неровно дышат. Все дети в семье: и Саня, старший, и Настя, даже близнята Степка с Дуняшей появлялись на свет настоящими богатырями – крупными, горластыми, бойкими. А Федька родился мелким, болезненным. Бабки деревенские шептали – не жилец, мол. Знахарь Спиридон, поглядев на тщедушного мальца, сказал отцу: «Ничего, старший сын, Александр, здоров, да и еще дети у вас будут».

Но Федька помирать не собирался. Ревел днями и ночами, никому в избе спать не давал. Мать с бабкой над ним тряслись, пылинки сдували. Вот и вырос ябеда, трус и лентяй. Давно уж на заморыша не похож, ростом не ниже Саньки, а все лучшие кусочки – ему, хоть теперь полон дом младших.

И все-таки Саня сдержался, не отвесил братцу оплеуху. Хотя самое время – теперь‑то не побежит Федька жаловаться, некуда бежать. Но не было сил на разборки. Да и, честно сказать, прав Федор. Клюквы не набрали. И с дороги, правда, сбились: болото гиблое кругом островка. А солнце уже ярко-красным яблоком опускалось за деревья оставшегося позади леса. Скоро стемнеет…

Десятилетняя Настя пристроила рядом с развалившимся на траве Федькой падающих с ног от усталости Дуняшу и Степу. Достала из корзинки баклажку, напоила близнят, попила сама.

– Сань, присядь, в ногах правды нет. – В Настином голосе отчетливо слышались интонации бабки Пелагеи. – Попей. Воды мало осталось, но это ничего, найдем родник-то. А как отдохнешь, пойдете с Федором дорогу искать. За клюквой завтра сходим, куда она денется, клюква.

– Не стану я по болоту шляться, – подал голос Федька, – сам завел, сам пусть и выводит. А не выведет, батька ему голову отвернет.

Саня смолчал. Глотнул теплую невкусную воду, встал, поднял жердь. В который раз похвалил сам себя за то, что пару часов назад, заметив подозрительную ненадежность влажной тропинки, догадался настругать для всех столь необходимых на болоте жердин. Кинул прощальный взгляд на Настю и малышей и пошел, нащупывая тропинку, по болоту.

Когда тонкий силуэт старшего брата истаял в подступивших сумерках, Федьке стало по-настоящему страшно. Он вспомнил рассказы про кикимор, про лешего, про души тех, кто замерз в лесу или сгинул в болоте. Правда, отец и дед смеялись над бабьими суевериями, а бабы – мать и бабка Пелагея – и вовсе почитали грехом веру в леших и домовых, гадания и заговоры. «Богу молись, – говорила бабка, – никакая чертовщина в голову не полезет».

Федька принялся шептать пересохшими от страха губами «Отче наш». Но до конца дочитать не успел. Жалобно и горько закричала какая-то птица. Птица ли? Вздрогнул во сне Степка, проснулась и всхлипнула Дуняша. Настя вскочила на ноги.

– Саня! – Крикнув, Настя замолчала, дожидаясь ответа. Не дождалась, всхлипнула, повернулась к Федьке. – Это Саня кричал! Наверное, в трясину провалился. Нужно идти, спасать!

– Куда идти-то, – пробормотал, отводя глаза, Федька, – темно уже. Сами пропадем. Санька ловкий, выкарабкается.

Настя хотела обрушить на Федьку поток возмущенных слов, но говорить не смогла, расплакалась. Схватила жердь, крикнула близнятам: «С места не сходите!» Не глянув на Федьку, пошла туда, где полчаса назад пропал старший брат.

Близнята тихо, как щенки, скулили. Федька закрыл глаза, прижал к ушам ладони. Так лучше. Ничего не видать, ничего не слыхать. Кончится же когда-то эта еще не начавшаяся ночь. Их найдут. Знамо дело, найдут. Отец и дед наверняка ищут их, идут сюда, к болоту. Дурак Санька, не дождался помощи, теперь тонет в трясине. И Настю туда заманил.

Как могут видеть глаза, если они закрыты? Федькины видели. Черную воду, только белое пятно посередине – Санькина голова. Вот к пятну тянется едва различимая в сумерках жердь. Это Настя пытается помочь брату. Ухватилась тонкими, но сильными, привыкшими к труду руками за один конец жерди, присела, вытянулась струной. Оступилась, и вот уже соскальзывает в темноту…

Федька открыл глаза. А как будто не открывал: та же тьма. Только Санька и Настя исчезли, и то хорошо. Через минуту он уже мог разглядеть близнят – то ли притаившихся, то ли опять заснувших, – деревце. И звезду. Единственную звезду на безлунном небе.

Федька почувствовал холод. Холод или одинокая звезда напомнили ему о прошлом Рождестве? Тогда Санька смастерил звезду для колядок. Выпросил у отца доску, старательно выпилил звезду, обклеил цветной бумагой. Федька разноцветно-праздничную бумагу впервые увидал, так и не дознался, где старший брат раздобыл невиданное сокровище. Но одно знал точно: никогда и ни у кого в их деревне не было такой красивой звезды!

Колядовать отправились ватагой: Федька, Настя, близнята, друзья-товарищи тянулись за Санькой и звездой. Обошли уже полдеревни, когда Санька, проходя мимо колодца, поскользнулся и чуть не упал. Федька, со страхом – вдруг сломается – и надеждой – вдруг удастся хоть миг подержать самому, – протянул руки к падающей звезде. Но Санька, ловкий, черт, выровнялся, не упал, и звезду не выронил. Разочарованный Федька поймал понимающий взгляд Насти. Она подбежала к Сане, потянула его за рукав, что-то шепнула на ухо. Санька досадливо отмахнулся, но Настя не отставала. Тогда старший брат повернулся к младшему и протянул ему шест со звездой: «Руки заледенели, понеси пока ты». И Федька нес звезду до ближайшей избы, и она сияла над головами ребят, протягивая лучи к небесным сестрам…

Федька встал, отыскал в темноте жердь. Растолкал близнят: «Слыхали, что Настя велела? Сидите тут, пока не вернемся».

Он шел очень медленно, тщательно нащупывая жердью безопасный путь. Страх куда-то исчез, в работу включился разум. Федька остановился и, набрав в грудь побольше воздуха, закричал: «Санька! Настя! Где вы?» Еще не успело затихнуть эхо, как откликнулась Настя: «Федя! Мы тут, тут!»

Утром Федор собрался идти за помощью. До островка они с Настей подвернувшего ногу Саньку ночью дотащили, но через болото с такой обузой, да с близнятами идти нельзя. Саня велел Насте отдать Федору оставшуюся воду. Но Федька не прошел и десятка метров, как утреннюю тишину разорвал выстрел.

– Батя! Это батя нас нашел! Мы тут! – заорали близнецы. Санькин голос перекрыл вопли малышей, Настя, утирая хлынувшие слезы, звала деда и отца. Федька вернулся на островок, бросил на траву жердь и посмотрел в небо. Туда, где ночью светила одна‑единственная звезда.