Татьяна Ярцева. ЧЕРНАЯ ПТИЦА
Лето в том году выдалось теплым, дождливым. Травы стояли высокие, сочные. Старые деревья огромными кронами создавали густую тень, в которой было прохладно и тихо.
Солнце согревало землю, отдавая себя без остатка деревьям, кустарникам, травам, птицам, рекам.
Пришла пора появляться на свет птенцам. Мамы-птицы волновались, потому что яичные скорлупки стали тонкими и дали маленькие трещинки. Папы-птицы суетились, кружась над гнездами, осматривая их со всех сторон хозяйским взглядом.
И вот в одном из таких гнезд лопнуло первое яйцо, потом второе, третье… Из них вываливались мокрые, слабые птенцы с редким серым опереньем. Мама-птица с радостью смотрела на своих детенышей, а папа-птица гордо кружил над гнездом, любуясь своим потомством.
Вдруг из очередного лопнувшего яйца вывалился мокрый и абсолютно черный птенец. Он не был похож на своих серых собратьев. Мама-птица даже чирикнула от удивления.
– Откуда такое создание в нашем потомстве? – недоумевала она.
Папа-птица от удивления открыл клюв, но так и не смог ничего произнести.
Серенькие птенцы быстро подрастали. Черный птенец тоже быстро рос и расправлял крылья. Когда пришла пора учиться летать, он первым вылетел из гнезда, но не рассчитал свои силы, упав в густую высокую траву заброшенного сада. На его территории стояла ветхая избушка, последняя на улице. Домов-то на этой улице было немного – всего двенадцать, и были они такими дряхлыми и неухоженными, что казалось, хозяева их давным-давно покинули. Да и деревня эта на карте уже, наверное, не значилась.
Но совершенно неожиданно дверь ветхой избушки скрипнула и из нее выползла древняя-древняя старуха, похожая на Бабу-ягу. Опираясь на кривую клюку, она медленно побрела по заросшей тропинке в конец сада, где громко кричали птицы.
– Цыц! Чего раскричались? – скрипучим голосом спросила она у птиц.
Они защебетали еще громче, кружа над птенцом, стараясь отвести от него беду.
– Ну, чего разгомонились, окаянные? – заскрипела старуха. – Аль чего нашли? Аль чего потеряли?
Птицы-родители кружили над птенцом, но ничем не могли ему помочь.
Старуха, раздвинув траву клюкой, увидела там черного как смоль птенца. Он барахтался в высокой траве, стараясь взлететь, но у него ничего не получалось.
– Вот те на, летать не научился, а все туда же, из гнезда…
Она, охая, с большим трудом наклонилась и взяла птенца в руки.
– Ой, батюшки, а черный-то какой! Вроде родители твои серые, а ты?.. Зачем же выделился из толпы?
– Чирик! – сказал птенец и посмотрел на старуху испуганным черным глазом.
– Ладно, пойдем в дом, а то кошки тебя махом сожрут, – сказала старуха.
Сгорбившись, опираясь на клюку и путаясь в высокой траве, она побрела к избушке. Зайдя, старуха притворила скрипучую дверь и посадила птенца на стол. Первое время он сидел тихо, боясь шевельнуться от страха. Но вскоре освоился и склевал все хлебные крошки, лежавшие на столе.
– Ну что, брат? Будем теперь жить вместе, – прохрипела старуха. – Я вообще-то помирать собралась, но теперь не до этого. Надо же тебя, беднягу, на ноги поставить, летать научить.
– Чирик! – сказал птенец.
– Вот и ладненько. Я буду звать тебя Черной птицей. Вот только маловат ты еще, тебе до птицы подрасти надо. Ладно, буду пока звать тебя Чернышом. Тебе мне рассказывать нечего, а я тебе много чего могу рассказать, – сказала старуха, ложась на свою лежанку. – Ты, чай, поспешил из гнезда-то вылететь. Надо было силенок поднакопить да ума поднабраться. Вот все вы так, молодые. А куда спешите? Ведь жизнь-то – она длинная. Вот так и мой старшенький. Все ему дома не сиделось, все в город рвался, все спешил улететь из родительского гнезда. А ничего хорошего из этого не вышло. Слишком доверчивым он у меня был и очень добрым. Вот и попал в злые сети… Ой, что это я? Ты, поди, устал? Может, поспишь? – старуха приподнялась на лежанке и увидела, что птенец, пошатываясь, прикрывает глаза.
Она с трудом встала, нашла какую-то коробку, наполненную ветошью, и положила туда птенца.
– Ну, поспи, Черныш, поспи. У меня спокойно. Тебя здесь никто не тронет. Я подкормлю тебя, и полетишь ты высоко-высоко в небо. Тебе силенок накопить надо да летать научиться.
Так и прижился птенец у старухи. Крошки хлебные клевал и кашу, пил водичку из блюдца. А ночью спал в коробке с ветошью.
А старуха-то как была рада такому гостю – живая душа в хате! Хоть есть с кем поговорить. А то все одна да одна.
***
– Ну что, Черныш, поел? Ну-ка, кыш со стола, я протру.
Птенец соскочил со стола на подоконник. Он очень любил смотреть в окошко. Высоко в небе проплывали белые облака, светило яркое летнее солнце, где-то поблизости чирикали птицы-братья, прячась в густых зарослях деревьев.
– Что, птаха? Полетать охота? – спросила старуха у птенца.
– Чирик! – сказал птенец.
Старуха открыла форточку и легла на лежанку.
– Ты знаешь, сколько лет было моему старшенькому, когда его посадили? Двадцать. А через два года его убили. Ему бы еще жить да жить, а он… – старуха затряслась, беззвучно заплакав. Плакала она без слез. Их давно уже не было – высохли все за столько лет.
Черныш глядел на бабку своим черным глазом. Казалось, внимательно слушает и все-все понимает.
– Ну что? Не полетишь? Правильно. У меня-то оно надежнее. Да и не все я тебе еще рассказала.
Старуха сползла с лежанки и поковыляла к окну. Она закрыла форточку и взяла птенца на руки.
– Что, Черныш, спать будем? Поздно уже.
Она положила птенца в коробку с ветошью. Там ему было тепло и уютно, как в родном гнезде.
Вскоре птенец научился вылетать из коробки и долетать до стола, где они со старухой завтракали, обедали, а иногда и ужинали. После еды он перелетал на подоконник и смотрел в окошко. Там он видел птиц, летающих в заброшенном саду, часто с ними разговаривал на своем птичьем языке. За это время он подрос и из птенца стал превращаться во взрослую птицу с красивым черным опереньем.
Старуха каждый день открывала форточку, которая еле-еле держалась на старых поржавевших петлях. Но Черныш не улетал, хотя уже и чувствовал в себе силы.
– Ну что? Опять не полетишь? – спрашивала старуха у птицы.
– Чирик! – отвечал Черныш старухе.
– Правильно, тебе есть еще что послушать.
Подремав немного, она опять заговорила с птенцом.
– А младшенький-то мой в реке утонул. Долго искали. Только на третий день рыбаки сетями выловили. Сердце…
Старуха опять беззвучно затряслась, закрыв лицо руками.
– Чирик! – прокричал Черныш и перелетел на бабкину лежанку. Он расправил крылья и протянул их к старухиным рукам, стараясь обнять их.
– Да ты меня жалеешь, Черныш? – удивилась старуха. – Чья же душа живет в тебе?
Старуха взяла птенца в руки и прижала к себе. А он раскрыл крылья, обнимая старуху. Так и просидели они до вечера.
Вечером старуха отнесла птенца в коробку с ветошью, а сама улеглась на лежанку.
Утром после завтрака они смотрели в окно. За окошком все так же ярко светило солнце, летали птицы, бабочки, на кустах спела малина, на деревьях наливались яблоки. Высокие мальвы в цветных шляпках заглядывали в окно. Старуха, как обычно, открыла форточку и легла.
– А знаешь, Черныш, мужик-то мой не выдержал всего этого. Спился и помер он вскоре. А я вот живу. Или не живу. Сама не знаю. Все думаю, думаю о них…
– Чирик! – прокричал птенец и опять перелетел на бабкину лежанку.
Старуха взяла птенца в руки, и просидели они опять до самой ночи.
– Пора спать, Черная птица. Засиделись мы с тобой, – сказала старуха и понесла Черныша в коробку.
Возвращаясь к лежанке, старуха подумала, что не случайно упал к ней в сад черный птенец и не случайно она подобрала его. Что не простая это птица, а птица доверчивая и добрая, с душой, похожей на человеческую душу. «Ох и не сладко придется тебе в жизни, птаха, – подумала старуха, – уж больно ты добрая да доверчивая. Я-то тебя не обижу. А другие?»
***
Следующий день ничем не отличался от остальных. Утром они позавтракали, старуха распахнула скрипучую форточку и поплелась на лежанку.
– Ну что, Черная птица, теперь за тебя я спокойна, ты подросла, окрепла, летать научилась, ну а как сложится твоя судьба – одному богу известно. Но ты уже сделала свое первое доброе дело – скоротала мои последние деньки. Хоть было мне с кем поговорить, душу свою излить. Благодарна я тебе за это, Черная птица.
Черная птица перелетела на лежанку и обняла старуху крыльями. Но старуха больше ничего не сказала птице. Она лежала тихо, не шевелясь. А Черная птица обнимала ее крыльями, стараясь отогреть и разговорить. Но старуха молчала. И поняла тогда Черная птица, что уже никогда не встанет ее старуха ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. И никогда уже ничего не расскажет о своей жизни.
И вылетела тогда Черная птица в форточку, понимая, что покидает родное гнездо. Она взлетела высоко-высоко в небо и, расправив крылья, заплакала и закричала так, что переполошила всех птиц и людей в округе.
Долго кружила она над родной избушкой, где ее приютила, выходила и научила летать старуха. Черная птица поняла, что дороже и роднее у нее никого нет.
***
Так и кружит она с тех пор над заброшенной деревней, все ищет, ищет свою избушку. И если вы вдруг случайно увидите в небе одиноко кричащую черную птицу, знайте, что это тот самый повзрослевший птенец, которого спасла когда-то старуха. Каждый день летает Черная птица над заброшенной деревней, оплакивая свою родную старуху-мать.