Ян Кауфман. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Памяти моего шурина, Абрама Львовича Бараша,
воспитанника 2-й артиллерийской спецшколы,
похороненного под Берлином,
и всех его товарищей посвящаю
Весна нынче запаздывала.
Последние апрельские дни были еще холодны, и ночной туман рассасывался медленно и нехотя.
Мальчишка в замызганных солдатских сапогах неслышно шагал по Арбату. Одетый в выцветшие гимнастерку и галифе, он ш ел не спеша, не чувствуя холода, по когда-то хорошо знакомой улице, с трудом узнавая ее.
Как же все изменилось с тех пор, как он ушел на фронт!
Арбат теперь весь вымощен плитками, уложенными ковровым узором, исчезли тротуары,а с ними и шуршащие по асфальту троллейбусы. Яркий свет уличных ажурных светильников с трудом пробивается сквозь хлопья тумана,повисшего на ветках деревьев. В переулках изредка виднеются чудом сохранившиеся старинные особняки с уютными двориками, которые раньше создавали чарующий неповторимый арбатский колорит.
Нет больше дровяного склада на Молчановке, нет и Собачьей площадки, где мальчишками часами гоняли мяч. Да и самой Молчановки уже нет. Вместо нее какая-то широченная улица с высокими белыми, похожими на раскрытые книжки, домами по разным сторонам дороги, и мелькающие яркие рекламы на фасадах. Правда, церковь Симеона,что на углу Воровского, уцелела.
«А вот и родильный дом Грауэрмана, где я появился на свет. За ним, вдалеке, на другой стороне площади, кинотеатр «Художественный», Гоголевский бульвар. Ресторан на углу Арбата стал еще красивее и выше, да и театр Вахтангова какой-то другой,недаром мама написала, что в него бомба попала, видно перестроили». Мальчишка неторопливо шел по Арбату, с удивлением разглядывая город,а воспоминания тревожно стучали в висках.
Память, подсказывала, что где-то совсем близко, слева, должен быть н быть тот Кривоарбатский переулок, где он когда-то жил с родителями, младшим братом и двумя сестрами. «Интересно, как они там без меня? Как мама?» – тревожился он. Наконец он нашел знакомый переулок. Справа, за забором, стоит, как и раньше, необычный дом Мельникова, похожий на два соединенных цилиндра, а в окнах‑шестигранниках горит свет. «Может дядя Костя жив?! У него была пара черных пуделей! Их‑то наверняка уже нет и в помине. А в том, большом доме, жил Папанин».
Чуть дальше, наискосок, мальчишка, наконец, увидел свой шестиэтажный дом: «Так вот он, Кривоарбатский, 19! Вовсе не изменился!» Солдат с волнением взбежал на второй этаж, где была его квартира, и с изумлением застыл: «Почему фамилии на дверных табличках не те, совсем чужие? Где же они теперь, мои?» Рука застыла над кнопкой звонка. Понурив голову, мальчишка медленно побрел прочь.
Потом он еще долго бродил по знакомым с детства переулкам – Плотникову, Серебряному, Калашному, Староконюшенному... Бродил по своей юности... Откуда-то издалека ударили робкие солнечные лучи, и туман сразу исчез. По улицам торопливо шагали первые прохожие. Город оживал, наполняясь привычным шумом. Наконец, мальчишка оказался на Кропоткинской и машинально повернул направо, в Чертольский переулок. А вот и она, его последняя школа – 2-я специальная артиллерийская. Сюда он поступил за два года до начала той страшной войны, когда не стало отца. Гордо, на зависть всем мальчишкам, носил военную форму со скрещенными стволами на петлицах.
Затем грянула война...
Ему было восемнадцать, когда он, лейтенант, закончив ускоренные курсы артиллерийского училища, ушел на фронт. Потом были военные лихие годы – тысячи километров грязи, бомбежки, обстрелы,госпиталя и смерть товарищей. Изредка приходили долгожданные треугольные письма-весточки из Москвы от мамы и с фронта от сестры, ушедшей добровольцем.12 марта 1945 года он, вместе с близкими фронтовыми друзьями, отметил свой двадцать первый год рождения.
А потом началась битва за Берлин, и наступило 29 апреля... И хотя память неумолимо старалась вернуть его в это военное прошлое, почему- то после этой даты он ничего не мог вспомнить, как ни силился. «Гимназия № 1529». Неужели он ошибся? Неужели это не его спецшкола? Ничего не понимая, мальчишка смотрел на свою бывшую школу. И тут на стене увидел памятную доску с именами погибших воспитанников. И свое имя, а рядом дату – погиб под Берлином 29 апреля 1945 года. Чуть дальше, во дворе, стоял памятник: «Воспитанникам московских специальных артиллерийских школ, проявившим мужество и героизм в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
И тогда острая давняя боль напомнила о себе и охватила все его существо. И сразу вспомнилось всё, всё до самой последней минуты... Вся короткая жизнь пронеслась перед ним за эти мгновения. Только так и не узнал он, что с того давнего сорок пятого прошел уже не один десяток апрелей, что и мама, и старшая сестра, и брат уже где-то,где-то с ним рядом...
Послесловие
В Москве перед войной существовало несколько артиллерийских специальных школ, куда принимали учащихся 7–8 классов обычных средних школ. Воспитанников готовили для поступления в артиллерийские училища, они были на полном пансионе, обмундированы в военную форму, но ночевали дома. В помещении, где когда-то размещалась 2-я артиллерийская спецшкола, сейчас открыта гимназия, и в ней работает музей, где можно увидеть фотографии и письма бывших воспитанников, а на фасаде здания висит памятная доска с именами тех, кто не вернулся с фронта.
