Алексей Котов. РУПОР ЭПОХИ
Часть первая
«Чибис схватил в руки лом и прижался к стенке. Малёк, Рваный и Мазила, предвкушая скорую расправу, подходили не торопясь», – закончив главу, популярный писатель Всеволод Саргасов, а в миру Василий Птенчиков, потянулся и допил стакан с морсом.
Конечно, был и крепкий кофе, и дорогие сигары, но в привычной обстановке Василий предпочитал брусничный морс напополам с клюквенным.
«Взболтать, но не смешивать!» – популяризатору отечественного Джеймса Бонда, напиток поставляла Ксюшенька. Ксюшенька безумно любила произведения Саргасова и совсем немного самого Василия Птенчикова.
Внезапно раздался звонок в дверь. Писатель пошел открывать.
На пороге стоял сосед с пятого этажа, Тимофей Сорокин. Дохнув свежей выпивкой и слегка покачиваясь, Тимофей вошел в дверь и взял рукой Василия за шею:
– Пойдем ко мне. Дело есть…
Выставить за дверь огромного Тимофея у писателя не получилось, пришлось идти на пятый этаж.
– Смотри. – Тимофей налил Птенчикову в стакан водки. – Ты – рупор!
– Что? – пить Василий не хотел.
– Рупор эпохи! – Тимофей наклонился к писателю. – Пей!
Птенчиков пригубил.
– Слушай сюда!
И Тимофей поведал Василию жуткую историю репрессированного слесаря-наладчика о подшипниках, сальниках и главном механике.
– И ведь что обидно, – Тимофей достал еще бутылку водки и банку шпрот, – я делаю, делаю, чтоб людям спокойно работалось, а этот гад мне дешевку подсовывает, и опять все ломается!
– Ну да… – Василий захмелел. – Ломается…
– А виноват я! Мой ремонт, значит, я виновен! – Тимофей стукнул по столу. Стаканы на столе подпрыгнули. Подпрыгнул от неожиданности и Птенчиков.
– А он списывает деньги на дорогие муфты и разницу – в карман!
– А начальство куда смотрит? – внес свою лепту в разговор Василий.
– Так он с начальником делится! – Сорокин размазал по лицу пьяные слезы. – На тебя, брат, вся надежда! На тебя! Ты – рупор эпохи!
– Что? – Птенчиков поперхнулся шпротой. – Что я?
– Рупор, брат… эпохи…
Друзья пили всю ночь. На другой день к полудню Василий пришел в себя и принялся за работу. Очередной рассказ о Бонде отодвинулся на потом. Вдохновленный вчерашней беседой, Птенчиков начал писать душераздирающую повесть на производственную тему. О теневой борьбе благородного слесаря-наладчика с коррумпированным начальством.
Для романтики в произведении присутствовал нежный роман главного героя с худенькой, но рельефной кладовщицей Оксаной Игоревной.
Отключив дверной звонок и звук у телефона, Василий вдохновенно писал. В повести присутствовало все: драки с приспешниками завсклада, хитрые происки товароведа и месть отставленного ухажера Оксаны. Жуткий эмоциональный прессинг со стороны начальства и предательство друга.
Через три дня Василий понес рукопись Роману Станиславовичу Чижикову. Прочитав новеллу, издатель радостно потер руки:
– Ну что, Василий Алексеевич! Свежо! И актуально. И женщинам понравится. Особенно сцена прощания у морского причала…
– ..?
– Но вот что я подумал, Васенька, – вершитель писательских судеб вдохновенно зашагал по кабинету, – а что если нам замахнуться на самое насущное и должным образом не охваченное в современной литературе, а? На крупные автоцентры по продаже автомобилей?
– Так я…
– Я тебе шикарный материал дам! – Роман Станиславович горящим взглядом буравил Птенчикова. – Хамство, коррупция, мошенничество. Беспредел! Я только вчера купил себе новый автомобиль, и, представь себе…
– Так… Роман Станиславович…
– Аванс? – Чижиков утвердительно кивнул головой. – Аванс будет, Васенька! Так что бери за основу свою повесть и переделывай. Жизнь диктует нам свои суровые законы…
Роман Станиславович подошел к окну и устремил взгляд вдаль. Через дорогу, в доме напротив, пухленькая девушка в легком халатике мыла окна. Халатик от ветра раскрывался и закрывался.
– А мы в повседневной суете порой не замечаем главного… – Роман Станиславович, глядя на девушку, трогательно вздохнул и нахмурил лоб в глубокой задумчивости.
«Чибис схватил в руки договор купли-продажи и прижался к стенке. Малёк, Рваный и Мазила, предвкушая скорую расправу, подходили не торопясь. Они не знали, что адвокат, инспектор из Роспотребнадзора и представитель ОЭПиПК уже двигались навстречу правосудию…» – закончив главу, Птенчиков потянулся и допил стакан с морсом.
– Взболтать, но не смешивать! – радостно пропел писатель.
Ксюшенька полюбила Василия уже значительно больше и на выходные определенно согласилась прийти в гости. И пришла.
– Васенька, ну не надо… – Ксюшенька застенчиво отодвигала, протянутые навстречу юбочке и чулочкам руки Василия. – Напиши роман обо мне… И моих творческих поисках… – глаза поставщика морса сверкали так призывно и настойчиво, что Птенчиков согласился.
«Чибис твердой рукой отвел Оксану Игоревну за спину и приготовился защитить девушку от бандитов. Малёк, Рваный и Мазила медленно подходили, предвкушая скорую расправу…» – Василий откинулся и потянулся было за морсом, но морс внезапно закончился.
Ксюшенька никак не могла определиться в своих чувствах и взяла паузу в отношениях. До выхода романа в печать.
Из коридора стучали громко и настойчиво. Открыв дверь, Птенчиков увидел Тимофея.
– Василий! Есть разговор… – Свежий допинг Сорокина накладывался на допинг вчерашний, но от соседа пахло почему-то пельменями. – Идем ко мне!
Пьянка продолжалась до полуночи. На вопросы о народном воззвании Птенчиков выкручивался как мог. Придумывал миф про поиски образа, сказку о внезапно заснувшем вдохновении и бессовестно врал, глядя в честные глаза Сорокина.
Ровно в полночь Василий встал и, оставив друга спать лицом в пельменях, ушел домой.
Дома Птенчиков уткнулся слезами в висевший на вешалке плащ. Душа писателя разрывалась от горя. Впервые познав сладкий яд продажности, Василий стал мучительно искать противоядие и, через пятнадцать минут найдя, успокоился.
Запив муки совести оставшейся от Ксюшеньки бутылкой мартини, Птенчиков сказал сам себе:
– Я это сделал ради любви! Любви моей любимой женщины к высокой литературе!
Василий посмотрел на свое мужественное лицо в зеркале, скорчил кривую рожицу, рассмеялся и устало лег на пол. Добраться до кровати сил уже не было.
Два последующих дня Птенчиков напряженно работал, решив совместить несовместимое и открыть новое движение в литературе.
Название движения Василий придумал заранее: «Реальность Саргасова».
Закончив писать и запечатав произведение в изящный пакетик, Птенчиков довольно вздохнул. Дело оставалось за малым – отнести готовую повесть Чижикову.
Василий вызвал такси и спустился на улицу. Машина уже стояла у входа. Не обратив внимания на быстроту исполнения заказа, Птенчиков доверчиво сел на заднее сиденье.
В машине уже кто-то сидел. От стены дома отделилась внушительная тень, подошла к машине и села рядом с писателем. Клетка захлопнулась.
Часть вторая
В искусстве можно смешивать любые стили,
но эта мешанина должна иметь стиль.
Габриэль Лауб
Василий тихонько запаниковал. С одной стороны от Птенчикова сидел здоровый верзила, от которого пахло почему-то рыбой, а с другой – верзила еще здоровее. И если первый просто играл мышцами, то второй, положив свою руку на колено Василия, задышал мощно и с присвистом.
– Наше вам с кисточкой! – Сидевший на переднем сиденье тип повернулся к литератору и заговорил по фене.
Феня была родом из полицейских сериалов, поэтому Василий прекрасно понимал смысл разговора.
– Теперь ты понял? – говоривший показал Птенчикову кулак.
– Понял. Я все понял…
Василия выставили из машины, сопроводив профилактическим ударом по уху. Рукопись уехала вместе с верзилами.
Птенчиков поднялся к себе в квартиру, выпил стакан водки, сел на диван и заплакал.
Конечно, оригинал текста сохранился в компьютере, но Василия расстраивало само отношение. Работаешь на износ, всю душу вкладываешь, а им тупая реклама автоцентра нужна… Только и всего…
В дверь без стука вошел Тимофей. Оглядев писателя и поняв все без слов, Сорокин присел на диван и обнял Василия:
– Держись, брат. Мы пскопские, мы прорвемся!
Друзья сели за стол.
– Не на тех напали, брат! Мы напишем такую правду, такую… – Тимофей развел руки в стороны, потряс кулаками и стукнул ими по столу. – Кровью!
На следующий день Василий с тяжелой головой отправился в издательство пешком. Ночью Сорокин так усердно доказывал кровавую важность челобитной, что не только стол не выдержал. Не выдержало терпение Петра Гречихина, соседа Василия снизу.
Оставив Тимофея объясняться с возмущенным Петром и пить водку над обломками стола, Птенчиков шел по улице и представлял себя окровавленным героем невидимого фронта. Обычные люди, проходящие мимо, и не догадывались, какая напряженная борьба окутывает их безбедное существование. Даже Ксюшеньке Василий не мог доверить свою страшную тайну. Чтоб не втянуть ее, такую нежную и беззащитную, в суровую борьбу за правду!
Василий вдруг остановился и задумался: «А если Ксюшенька, будет просто сидеть дома, то кто тогда положит бальзам на зияющие раны бойца и перебинтует их? Кто скажет ласковое напутственное слово перед битвой и помолится за Василия?»
Кирпичная кладка мечты бойца за независимость литературной мысли дала вдруг трещину. Василий замер на месте от неожиданности.
И в этот момент на писателя налетела Клавдия.
Часть третья
Женщина никогда не появляется в жизни мужчины просто так. Для этого существуют определенные, чаще всего невидимые, предпосылки.
Мусла Салынбек-оглы ибн Загир
В Клавдии все было мощно. Мощный бюст, мощные бедра, мощная энергетика и мощная целеустремленность. Поймав Василия в полете и не дав ему упасть, Клавдия ощутила в себе незнакомое прежде чувство. Держа Птенчикова за воротник куртки, молодая девушка вдруг поняла четко и осознанно, что свалившееся с небес чудо природы пропадет без ее, Клавдии, участия.
Вся дальнейшая судьба беспризорного литератора решилась в один миг.
– Тебя как зовут? – Клавдия нежно погладила Василия по щеке.
И тут Птенчиков, сбиваясь и путаясь от волнения, рассказал Клавдии обо всей своей нелегкой судьбе, о революционной борьбе и о своем полном одиночестве.
Клавдия моментально приняла на себя функции кризис-менеджера. Зайдя в кафе и напоив Василия кофе, Клавдия выудила из писателя все ключевые детали происходящего и дала четкие инструкции по правилам поведения, пока она будет разговаривать с Чижиковым.
Роман Станиславович с удовольствием рассматривал в окно свою намытую и снабженную наимоднейшими мульками машину. Левое ухо немного побаливало, зато автомобиль после технической профилактики находился в идеальном состоянии.
Пухленькая девушка в окне напротив старательно делала зарядку в обтягивающих лосинах и маечке. Жизнь ласково пела веселую песенку.
– Добрый день! – в кабинет к Чижикову вошла Клавдия, ведя за собой писателя:
– Меня зовут Клавдия Владимировна Лагуновская. Я доверенное лицо Василия Алексеевича Птенчикова.
Разговор затянулся надолго. Чижиков кричал, хватался за сердце, ругался матом, бегал по кабинету и даже один раз хотел встать перед Клавдией на колени. К вечеру договаривающиеся стороны успокоились, подписали документы и пожали руки.
Василий все время сидел на диване и грелся в светлых воспоминаниях детства: как он, маленький Васятка, сидел у мамы на коленках и прижимался щекой к ее большой, мягкой и теплой груди.
Когда Клавдия с Василием выходила из кабинета, Чижиков задумчиво посмотрел ей вслед и непонятное чувство тихонько забралось в душу издателя.
Роман Станиславович грустно улыбнулся, вздохнул и, взяв себя в руки, посмотрел в окно. Шторы в окне напротив были задернуты, но теплый свет просачивался наружу.
– Нет! Тут даже нельзя сравнивать! – Чижиков выключил компьютер и стал собираться домой.
Эпилог
– Так что у тебя там с главным механиком? – Клавдия вошла в квартиру к Тимофею.
– Так он… – Сорокин затянул привычную песню о подшипниках, сальниках и муфтах.
– Мой дядька, когда у него возникли проблемы с мастером, не стал жаловаться. – Клавдия, улыбаясь, смотрела на Тимофея. – Вдвоем с другом (мастер был грузный дядька) они засунули мастера в бочку, залили водой и закрыли крышкой с дырочками. Чтоб не задохнулся.
Тимофей сглотнул, а Клавдия продолжала:
– Мастер просидел ночь в бочке и сразу стал другим человеком. Дурь из него вышла. – Клавдия подошла к Тимофею и провела пальцем по его лбу. – А если ты еще раз к Василию с водкой придешь, я дядьку с другом позову. У него как раз бочка в гараже простаивает.
Вечером в дверь к Василию позвонили. Открыла Клавдия:
– Тебе чего здесь надо?
Ксюшенька, хлопая глазами, держала в руке пакет с морсом. Клюквенным и брусничным.
– Я просто так…
– Иди простотакай в другое место! – Клавдия моментально определила ситуацию. – Хотя постой! – Доверенное лицо Птенчикова взяла пакет и попробовала морс. – Вкусный морс. Твоя мама делала?
– Ага…
– Знаешь что? Спустись-ка ты этажом ниже, позвони в такую же дверь. Увидишь Петра, скажи, что тебя Клавдия послала. Клавдия – это я. – Улыбаясь, инструктировала Ксюшеньку новая хозяйка литературного вдохновения Василия. – И скажи, что ты умеешь лечить разговором бессонницу и пришла его лечить.
– Ага…
– И скажи маме своей – пусть тебя готовить научит! А то муж от тебя уйдет, – вдогонку добавила Клавдия.
Мир и покой наступили в доме Всеволода Саргасова.