Ольга Рыбакова. ИСТОРИЯ ИЗ ТОПОРА

Это было так давно, что, вглядываясь в бездну исчезнувших лет, можно не только встретиться с ней взглядом, но и расслышать шелест шепота: «Лучше не надо». Мороз по коже, страх, скребущийся внизу живота, но, может, все-таки попробовать?..

В те времена, когда переваливший за середину прошлый век еще верил в свою бесконечность, родителям маленьких детей приходилось трудно. Сейчас невозможно даже представить, но тогда далеко не во всех московских квартирах были телевизоры, а до эры смартфонного рабства оставался почти миллион световых лет. Для усмирения мешающих взрослому быту детей использовался самый доступный по тем временам способ – книжка в руки.

Мелюзга, еще не умеющая читать, разглядывала картинки. Здесь нужно было брать количеством: чем больше книжек-раскладушек в доме, тем дольше ребенок занят. Тех же, кто, на родительское счастье, постиг тайну сложения букв, стреножить было проще: одна интересная книга обменивалась на пару часов взрослой свободы.

У меня в детстве было много сборников сказок: и авторских, и народных – русских и сказок народов мира. Мудрость поколений закладывалась в подсознание и потихоньку формировала отношение к окружающему миру. Большинство историй было понятно, но детское простодушие городского жителя никак не давало мне постигнуть смысл сказки «Каша из топора». Пришлось уточнять у родителей, правильно ли я представляю себе этот инструмент. Объяснение было максимально доходчивым: мать отвела меня на кухню, выдвинула из-под буфета коробку, где хранились всякие нужные в хозяйстве вещи, и достала оттуда топор. Иллюстрации в сборнике сказок не обманывали, но ясности с варкой каши не прибавилось. Зато приятным занятием оказалось погладить изгиб отполированной рукоятки и немного побояться острого лезвия, серебряной каймой украшающего черный ноздреватый металл.

Сегодня кажется странной сама идея хранить топор в городской квартире, а тогда он органично вписывался в домашний набор инструментов практически каждой семьи. В нашей новой пятиэтажке – кооперативе для работников МИД СССР – с легким презрением относились к соседям, приходившим занять на пару часов топор для хозяйственных нужд. Свой надо иметь! У новоиспеченных советских дипломатов еще не стерлась память о нищем быте послевоенного детства.

Топором можно было сделать много чудесных вещей: например, обстрогать ствол новогодней елки так, чтобы она прочно встала в крестовину. Отец приносил домой огромную – под потолок – елку и готовил ее к установке. Мне пару раз удавалось подобрать остро пахнущие стружки, вылетевшие из-под топора, но я никогда не видела, как елку устанавливают и наряжают. Родителям нравилось дарить мне новогодний праздник. Во мне до сих пор живет память ошеломляющего, заполняющего каждую клеточку пьянящего восторга: стоишь утром, еще толком не проснувшись, и не можешь глаз отвести от зеленого чуда в елочных игрушках и мишуре.

Хранение топора на кухне, как я выяснила чуть позже, имело практический смысл. Несколько раз в году – на праздники – мать варила холодец. Классический рецепт подразумевал свиные ножки, а у ножек были копытца, которые перед варкой нужно было отрубить. Вот тут-то из-под буфета опять извлекался многофункциональный помощник. Отрубание копытца – дело не из легких, да и зрелище не из приятных. Но божественный вкус холодца в итоге примирял всех с неприглядной изнанкой кулинарных рецептов.

Еще помню, как однажды к нам пришел мастер – утеплять и обивать дерматином входную дверь. После скупого «здрас-с-сьте» он сразу перешел делу: «Хозяйка, неси топор», – ни секунды не сомневаясь в том, что распоряжение будет исполнено. Ловко подсунув лезвие под нижнюю дверную петлю и используя топорище в качестве рычага, усатый умелец с кажущейся легкостью снял дверь с петель. Два часа работы – и я специально приводила подружек со двора, чтобы они могли полюбоваться вишневой, с узором из золотых гвоздиков красотой.

Оказалось, что топор интересен, функционален и даже по-своему красив. История его теряется в толпе ушедших веков, судьба затейлива, служенье усердно, преданность человеку безгранична.

Место в русской литературе топор занимает далеко не последнее. Из незатейливой бытовой сказки о солдатской смекалке – эвфемизм для неприглядной сказочной морали: «Наглость – второе счастье» – топор сбежал в высшую лигу. Федор Михайлович, например, учитывая однокоренную сущность слов «орудие» и «оружие», вложил топор в руки обезумевшего Раскольникова: три удара обухом по голове – и старуха-процентщица престала дышать, один замах – и Лизавета, случайно оказавшаяся рядом, падает с разрубленной «всею верхнюю частью лба почти до темени».

У Льва Николаевича, напротив, топор преобразился в ангела-хранителя, и отец Сергий сумел спасти от соблазна свою бессмертную душу: «…взяв топор в правую руку, положил указательный палец левой руки на чурбан, взмахнул топором и ударил по нем ниже второго сустава. Палец отскочил легче, чем отскакивали дрова такой же толщины, перевернулся и шлепнулся на край чурбана и потом на пол».

Топор оставил зарубки на поверхности бытия – и в жизни человека, и в литературе. Все было и все прошло. Уходящая натура – так можно сказать и о топоре. Хорошо, что остаются тексты, в которых он еще живет. Было бы кому читать.