Светлана Тюряева. ПИНЬКА
Муки творчества
С бабушкой Агриппина проводила большую часть времени, потому что в детском саду ей не нашлось места. Да семья особо и не горевала об этом. Благо бабушка до пенсии в школе работала, с младшими классами. А после потери зятя, по выходе дочери из декрета, решила взять на себя все заботы и по дому, и по воспитанию младшей внучки. Пинька редко виделась с мамой. Самой главной женщиной в доме для неё была бабушка! Бабушку слушались все: и мама, и сестра, и даже дедушка! А дядя Толя называл её только по имени и отчеству.
Пинька очень гордилась этим и пыталась подражать бабушке во всём! Она ходила за ней хвостиком, постоянно спрашивала: «А зачем? А почему?» – а потом, в отсутствие взрослых, принималась хозяйничать.
Эту часть дома Пинька изучила вплоть до сантиметра. Она так часто стояла в углу, что дедушка, смеясь, обещал переселить её туда жить. Обиженно опустив кучерявую головку, надув губы и шмыгая носом, девчушка хныкала, пыталась разжалобить своего главного защитника: «Я в Золушку играла...» Дед не реагировал! Он молча убирал следы пинькиного «преступления», чтобы спрятать их от бабушки.
Вот старшая их внучка росла спокойным ребёнком и не доставляла столько проблем. А эта – как вождь краснокожих из известного фильма. Ни дня без приключений! Конечно, дед безумно любил своё неугомонное рыжее сокровище, но тут без наказаний было не обойтись...
Оставив младшую на попечение деда, бабушка уехала в соседний город по делам. Утром она долго собиралась, перемеряла разную одежду, вывалив на диван полгардероба, а дед подшучивал: «Шмотья-то, шмотья! В мешок – и на свалку, ведь половину не носишь».
Ключевая фраза была сказана. Пинька получила «руководство к действию».
Дождавшись, когда дедушка займётся своими делами, она вытащила обратно бабушкины вещи и стала примерять. Две трикотажные кофты, украшенные стразами, на Пиньке сидели, как царские платья, только рукава были слишком длинны, и она решила их обрезать. А ещё Пинька знала, что под бальными платьями есть пышные юбки, поэтому, сняв с пуфика чехол, вырезала в его середине дыру и нацепила на себя. Полностью наряд Золушки выглядел так: сначала надевалась юбка из чехла с пуфика, потом блестящая кофта с укороченными рукавами. Шлейфом служила блуза со стразами, разрезанная по спине и завязанная вокруг шеи. К наряду не хватало туфелек. В том же шкафу «принцесса» обнаружила коробку с новыми туфлями сестры, сунула в них свои маленькие ножки и шаткой походкой отправилась на улицу – показаться.
Дедушка едва закончил наводить порядок в хлеву и уже умывался из бочки для полива, когда до его слуха донеслось: «Гляньте, какая краля тут нарисовалась! Никак одну оставили? Вот бабушка-то обомлеет!»
Хороший день
Солнечные зайчики прыгали с потолка на стены комнаты, радуясь ясному дню. Ветер играл шторами окна, выходящего в сад. На подоконнике тщательно начищал мордочку кот Цыган, а из большой комнаты доносились голоса взрослых.
Пинька проснулась, но никак не хотела вылезать из-под одеяла. Она лежала с закрытыми глазами и с восторгом вспоминала вчерашний день. А день вчера был полон событий! Сначала познакомилась с новыми друзьями, сразу с четырьмя, приехавшими в их посёлок погостить на лето. Ребят так складно звали, что у Пиньки сразу сложился стишок:
Коля с Толей – братья ваши,
Вы сестрёнки, две Наташи,
который они все вместе весело напевали, как песенку.
Первым делом Пинька повела ребят на осмотр местных достопримечательностей. Она показала новым друзьям речку, в которой водятся русалки; тарзанку, с которой большие мальчишки пытаются эту речку перелететь; самое-самое толстое дерево, в тени которого здорово играть; могилу воробья, похороненного ею на днях; и даже дом с привидениями, мимо которого Пиньке страшно ходить, потому что там всегда кто-то воет.
Потом она привела всех в свой домашний зоопарк, где водились: учёный кот Цыган, охотничья собака Нелька, толстый поросёнок Борька, куры с петухом и знаменитые зайцы-кролики. У последних недавно появились крольчата, но трогать их было ещё нельзя (слишком маленькие), а посмотреть через решётку клетки или сунуть какую травинку можно!
Экскурсия завершилась осмотром сада. Редкие оставшиеся на кустиках клубники ягоды оказались самыми сладкими, редиска и лук – самыми жгучими, щавель – самым кислым!
Тут на глаза Пиньке попались молоденькие, недавно посаженные дедом кустики смородины. На их веточках красовались тонкие подвески с крупными, как бусины, чёрными ягодами.
– Вот, угощайтесь, – сказала «хозяйка» сада. – Я сейчас что-нибудь ещё принесу!
«Чем-нибудь ещё» оказались блины, сахарный песок, большая миска и ручной блендер.
– Здорово мы вчера дружили! – завершила воспоминания Пинька, проглотив слюну. – Жаль только – ягод не осталось, я бы сейчас поела!
Тут из большой комнаты донеслось слово «смородина», и Агриппина прислушалась.
– Два года не могу оценить, какой сорт посадили. Вчера опять как Мамай прошёл! Всё, пусто! – возмущалась бабушка.
– Один кустик не нашли, тот, что за сараем, тоже назрел. Я вчера проверил!
– За са-ра-ем?! – прозвучало, как «Ура!», и рыжеволосая головка приподнялась с подушки.
Пинька появилась на пороге большой комнаты. Её пальцы, щёки и майка были в сине-красных пятнах, в волосах торчал смородиновый лист.
– Деда, за сараем тоже нет, я проверила!
Пострадавшая
Пинька стояла перед трюмо, с ужасом всматриваясь в отражение. Оттуда, из зазеркалья, на неё смотрела страшная, скуластая, губастая и узкоглазая физиономия. Боль и жжение прошли, спасибо бабушкиным примочкам, но уксусом от неё ещё попахивало. После вчерашнего страшно было выходить на улицу. Ей казалось, что ужасные осы выжидают разрушительницу их жилища у крылечка, чтобы отомстить. А она лишь играла в Дюймовочку! Найдя на дороге горелую спичку, Пинька наряжала её в цветочные головки, представляя маленькую фею в бальных платьях. Она придумывала различные приключения с ней, а потом, обнаружив на кусте смородины шарик с дырочкой, решила, что это домик эльфов. Пинька нарядила Дюймовочку в невесту, в самый лучший наряд из цветка вьюна, обвивавшего ту же смородину, и повела в гости – знакомиться. Она всего‑навсего хотела поковырять в домике прутиком, чтобы эльфы вылезли, потому что докричаться не смогла…
Время шло, Пинька смирилась со своим новым обликом, но выходить из дома ещё не решалась. А летний день, как назло, так и манил насладиться солнечным теплом.
– Да иди уж, не бойся! – сказала бабушка. – Колька вон три раза про тебя спрашивал. Так и вьётся возле нашей калитки!
Желание поразить друга своим внешним видом взяло верх, и Пинька решилась. Но поражать – так поражать! Она надела старые шорты и футболку сестры, на голову – дедушкину кепку, запрятав под неё все свои волосы, и, натянув козырёк до бровей, вышла на крыльцо. Ни ос, ни Кольки рядом не было.
– Это хорошо, – подумала Пинька. – Так даже лучше! – И вышла на улицу через задворки.
Она прогуливалась возле Колькиного забора, сбивая прутиком крапиву, когда услышала знакомый голос: «Пинь!» – и по привычке обернулась.
– Ты кто? – удивился Колька, вытаращив глаза. Он так смешно это сделал, что Пинька разразилась смехом.
– Ты это чё? Ты это как? – не унимался друг и, получив объяснения, предложил: – А давай кого-нибудь ещё обманем!
Бабка Вера стояла у калитки пинькиного дома и громко звала бабушку: «Забирай свою шпану, Валентина! Это ж надо, чего удумали, а? Она же у тебя японец Пень-Пень, которому домой ехать не на что. И Колька-то, шельмец, меня, слепуху дурачит. А я как кепку-то сняла, а он рыжий, японец-то! Ха-ха, рыжий!».
Красота и жертвы
Серое небо опустилось над посёлком. В окно непрестанно стучались мелкие капли, ветер чем-то хлопал на крыше, и всё вокруг Пиньке казалось мрачным и скучным. Бабушка ненадолго отлучилась, оставив её одну в пустом доме, перед телевизором.
– И у нас тётушка-непогодушка расчихалась, – сказала Пинька, просматривая сказку про Марью-искусницу. Её больше волновало не действие сказочных героев, она всё про них уже знала, а пачка фломастеров, лежащих на телевизоре. Пиньке очень хотелось рисовать, а без разрешения ничего брать нельзя, и бабушки долго нет.
– Если фломастеры не спрятали – значит, взять можно, – решила она для себя и принялась за дело. Сначала нарисовала на окне большой круг, превратив его в солнышко. Получилось не очень ярко. Потом нашла в письменном столе у сестры почти чистую тетрадь и проверила в ней всю пачку на цвет.
– Красиво пишут, не то что карандаши из маминой сумочки, – радовалась она. – Те то размажутся, то сломаются!
Чистые листы закончились, и Пинька перевела взгляд на обои – цветочки и закорючки на них выглядели бледными, тусклыми. Она уже раскрасила несколько в яркие цвета, когда ей в голову пришла новая идея.
Сняв со стены черно-белое фото «молодой» бабушки, рисовальщица тщательно принялась раскрашивать лицо на нём в розовый цвет. Получилось очень ярко, как будто бабушка клубники объелась.
– Это потому, что глаза и губы ещё серые, – уверяла себя Пинька, продолжая труд.
Последним штрихом её творчества стали бабушкины волосы! Они уже превратились в коричневые пружинки, как... В комнату вошла хозяйка портрета…
– Когда цветное, всегда же красивей, – хныкала обиженно Пинька, стоя в углу за холодильником.
Она нарочито громко шмыгала носом и от безделья ковыряла пальчиком обои. Обои странным образом пружинили на самом сгибе угла. Там, под слоями бумаги, была пустота. Пинькин палец прорвал бумагу, и образовалась дырка, через которую виднелось что-то красненькое. Забыв про обиду, девчушка поддалась любопытству и, аккуратненько подцепив края бумаги, потянула их в стороны. Под верхним слоем обоев показался интересный рисунок в виде золотых завитков на вишнёвом фоне. Завитки уходили высоко вверх и там, наверное, переплетались!
– А может, там живет зубная фея? – подумала Пинька и рванула посильней края обоев.
Огромный кусок (прямо до потолка) оторвался, накрыв собой рыжую шевелюру. Громкий визг возвестил о случившемся, и на этом Пинькино наказание закончилось.
А вечером, приехав с работы, дедушка успокаивал обеих:
– Да мы, Валентина, так и так ремонт делать хотели, – говорил он бабушке, а зарёванная Пинька жалась к своему защитнику, вслушиваясь в каждое его слово.
– Вот только не знаю, чем теперь стены-то обклеивать? Опять, чего доброго, изрисуешь, или проткнёшь, – продолжал он, поглаживая кудрявую шевелюру внучки.
– А вы меня надолго в угол не ставьте, – заговорщически прошептала Пинька.
Звезда
День в больничной палате Пиньке казался вечностью! Белые халаты врачей, незнакомые тётеньки на соседних кроватях, стены сине-зелёного цвета – всё навевало тоску, и очень хотелось к маме. Из-за толстого марлевого компресса левая щека Пиньки казалась надутой и придавала личику обиженный вид.
– Я тоже буду лечить, как доктор, – шептала она, пытаясь прилепить ватный комочек к отколотому краешку тумбочки. – Был бы пластырь, или хотя бы жвачка!
Недолго думая, девочка рванулась в коридор, но строгий голос приказал вернуться в палату: «Обход не закончен!»
– Дома велят сидеть смирно, только когда провинюсь, а здесь всегда, – обиделась она. – Ещё уколы делают, а это больнее, чем крыжовник рвать!
Шаркая тапочкой по «больной» тумбочке, обиженная продолжала рассуждать: «Я вообще-то смелая, уколов не боюсь, у меня даже ухо стреляло, вот!» Боевое слово «стреляло» придало решительности, и Пинька, вспомнив отважных мультяшных героев, стала потихоньку напевать их песенки.
– Да ты у нас артистка! – раздалось с кровати по соседству. – Ну-ка, давай спой нам что-нибудь.
Все пять тётенек развернулись в её сторону! Пинька не заставила себя ждать и с удовольствием исполнила песни, что разучивали с бабушкой. А когда на концерт заглянули зрители из других палат, дежурные медсестра и санитарка, Пинька решила показать всё, что умеет, переходя от стихов к танцам. Её хвалили и дружно аплодировали, пока не объявили время уколов.
– Вырасту – буду артисткой! – решила про себя «звезда», принимая от своих зрителей то конфетку, то печенье.
– Вот почему артисты богатые, рассуждала она. – Им всё дают за то, что они умеют петь и танцевать. И я умею! Вон сколько заработала, обзавидуешься!
Со вчерашнего дня Пинька чувствовала себя знаменитостью! Ей в больнице все улыбались, разрешали заходить в любую палату, даже на кухню. Угощали чем-нибудь сладеньким или просто ласково гладили по голове.
– А в кого же ты такая кудрявая, звезда наша? – спросила санитарка, подавая стакан киселя и булочку. – Кто у тебя в семье кудрявый?
Пинька стала с важным видом объяснять, чьи у неё глаза, нос и уши. А вот чьи волосы – не знала, потому что кудрявых в семье не было.
«Странно! – подумала девочка. – Так же не бывает!» Она стала вспоминать дальних родственников, друзей и знакомых, у кого были кудрявые волосы. И вдруг вспомнила:
– Знаю, знаю у кого! У нас, через дом, живёт дядя Вова, сосед, – он кудрявый-кудрявый!
Хохот, раздавшийся в столовой, был настолько неожиданным, что Пинька поперхнулась от удивления. Вокруг неё все смеялись и плакали. Вернее, то ли смеялись, то ли плакали – непонятно.
– Чудны́е эти взрослые! – думала она, уплетая булочку с киселём. – Им правду говоришь, а они смеются!
Странным ей показалось и то, что история с волосами затмила вчерашнее выступление. Весь остаток дня появление Пиньки на публике вызывало улыбки. Даже врач во время утреннего обхода, потрепав её за волосы, с улыбкой сказал: «Значит, говоришь, сосед кудрявый?!»
– А в больнице не так уж плохо, если б не уколы, – рассуждала позднее знаменитость. – А мама-то как обрадуется, когда про меня расскажут!