Сергей Ермаков
Однажды
Косыми дождями пролившись на крышу,
Становимся старше, бледнее и тише.
Уходим, царапая числа и даты,
За солнцем, прибитым лучами к закату.
Все наши манеры, привычки, повадки
Жестоко ломаем в отчаянной схватке.
Из завтра в сегодня стекая ручьями,
Все больше молчим, пожимая плечами.
Едва уловимо, стыдливо и робко,
Почти задыхаясь в бетонных коробках,
Кровавыми пальцами тянемся к струнам.
Так грешники тянутся к Ванге и Джуне.
Отчетливо видим чужими зрачками,
Как прошлые дни превращаются в камень,
Как время сквозь раны на теле сочится,
Вгрызается в горло клыками волчицы.
Казалось, мы будто отлиты из стали.
Истерлись, поблекли, ослабли, устали.
Казалось, что завтра все будет иначе,
Пароли и коды получим на сдачу.
Границы размыты, разрушены, стерты.
Уютно устроившись в зоне комфорта,
Врастаем в свои же темницы и клетки,
Сгораем мгновенно бумажной салфеткой.
Играем, не зная ни прикуп, ни правил,
Ни четких инструкций, ни кто нас направил.
С ладоней стираем свои отпечатки,
И трогаем мир медицинской перчаткой.
Однажды, в разгар рокового веселья,
Мы спрыгнем в мечту с заводной карусели,
Ворвемся в реальность забытыми снами…
И чудо случится… Однажды… Не с нами.
Правды нет
Ты хочешь правды? Правды нет.
В почти исписанной тетради
Слова – последняя награда…
Ты их окрасил в черный цвет.
Ответь, как часто видишь сны?
Сгниет полученное даром.
Все сны кончаются кошмаром.
Морозом веет от весны.
Ты ищешь правду? Правда – там,
Где ветер рвет и треплет ставни,
Где все заставлено крестами,
И нет числа таким крестам.
Как много правды прячет смерть.
В ее простом, как пыль, портрете
Ты ищешь верные ответы…
Не зная правды и на треть.
Как часто в горькой правде – суть,
На миг взлетев искрой шипящей,
Сгорит в суровом настоящем…
И ветры пепел разнесут.
Ты хочешь правды? Правды нет.
Она, без имени и даты,
Ушла… исчезла на закате…
И забрала с собой ответ.
Твоя любовь
Она и звезды тебе включала,
И морем билась о твой причал,
И так упрямо рвалась в начало,
Чтоб в самом чистом из всех начал –
Какая дерзость – опять и снова
С тобой случиться назло ветрам,
Оставшись верной своей основе,
Надежно спрятав следы от ран,
Сдвигая стены, впуская ветер,
За хвост сомненье стянув с плеча,
Добавив уйму больших отметин,
И сердцем в ребра тебе стуча,
Горячей кровью струясь по венам,
Тепло в ладонях своих храня,
Девчонкой, самой обыкновенной,
За шею нежно тебя обняв.
Коса, веснушки, в ромашках платье,
Смешная родинка на носу.
Твоя любовь. И твое проклятье.
И рай земной. И небесный суд.
Здесь нет ничего…
Здесь нет ничего, кроме белого шума.
Бескрайний вселенский простор…
Я просто однажды все это придумал
И тряпкой по жизни растер.
Я выдумал день, защитившись от ночи,
Раскрасил его, как сумел.
Но каждый мой день надо мною хохочет,
Бросается сотнями стрел.
Бумажным корабликом в стынущей луже
Плыву под колючим дождем.
И только ветрам я по-прежнему нужен,
Я ими повторно рожден.
Лишенный простой человеческой ласки,
Придумал свой внутренний мир.
Себя феерически спрятал под маску,
Закрылся стальными дверьми.
Я выдумал ложь, будто средство защиты.
Но разве она защитит?
Ведь ложь оказалась плющом ядовитым,
И я им по горло обвит.
Придумал основу, фундамент, идею
И целую россыпь дорог,
В надежде, что стану сильней и смелее,
Но, как оказалось, не смог.
Как трудно дышать в маскарадном костюме,
Как тесно в нем день ото дня…
Прости, я действительно это придумал,
А кто-то придумал меня.
Здесь нет ничего, кроме белого шума.
Бескрайний вселенский простор…
Я просто, однажды, все это придумал,
И тряпкой по жизни растер.
Бабушке
Бабушка, знаешь, сын победил в забеге.
Всех обошел, впечатляющий выдав финиш…
Взяли котенка… Белый… Белее снега…
Солнечный зайчик живет за стеклом графина…
Мне, представляешь, снятся твои оладьи,
Липовый мед с ароматным цветочным чаем.
Прошлое – бледный призрак на водной глади
Старого озера. Бабушка, я скучаю.
Знаешь, родная, время бежит быстрее,
Сломанной костью безмолвно врастая в годы.
Я безгранично верил, ломая стрелы,
Что непременно смогу обрести свободу.
Там, за давно забытой, заветной дверцей,
Время пульсирует медленно и тревожно,
Как родничок на темени у младенца.
Только к нему прикоснуться довольно сложно.
Часто я вижу в зеркале странный образ.
Чуть приближаюсь, и он моментально тает.
Жизнь – не поэзия, горстка суровой прозы.
Бабушка, я постоянно ее читаю.
Серые дни покрывают защитным лаком…
Время – целитель, который совсем не лечит.
Бабушка, знаешь, я просто давно не плакал.
Милая, знаешь, наверное, больше нечем.
Побег
Только б цель оправдала средства…
Опасаясь людских даров,
Мы решили спасаться бегством
В самый лучший из всех миров.
Ты – ночным вылетаешь рейсом,
Я – в последний сажусь вагон.
В облака… По трамвайным рельсам…
Будто не было ничего,
Что осталось на старой пленке,
Нашу жизнь превратив в игру…
Ты – спасаешь во мне ребенка,
Я – твою заслоняю грудь.
Ветер бьет по щекам и режет,
Гулким эхом в ушах шумит.
Этот жуткий протяжный скрежет
Ощущается в нас самих.
В нас, рожденных в прямом эфире…
В нас, презревших ручной режим,
Слишком много былых кумиров…
Ставь на паузу… И бежим.
Дальше будем общаться в чате.
Мы и есть этот самый чат –
Отправитель и получатель.
Нас придумают и включат
В адреса, телефоны, сети…
Словно звенья одной цепи,
Мы друг друга однажды встретим
На просторах чужих IP.
Как много мне хотелось бы сказать…
Как много мне хотелось бы сказать…
Как много мне хотелось бы услышать…
С глубоким сожалением в глазах
Взираю на истлевшие афиши…
Как трудно мне избавиться от лжи,
От этой сумасшедшей жадной стервы,
Что держит за моей спиной ножи
И точит о натянутые нервы…
Мне лучше бы хотелось понимать
Свои осатаневшие пороки…
Но жизнь моя – сплошная кутерьма
В пределах установленного срока.
Как верить бы хотелось в чудеса…
Ладонью осторожно прикоснуться.
Но с детских лет утерян адресат…
Туда нельзя подобным мне безумцам.
Как быстро отпечатки на стекле
Исчезнут. Позабудутся и эти
Приветы с пожеланьем «Не болеть…» –
Как будто старый голос на кассете.
Как много осыпающихся лет
Оставлено на пыльной автостраде,
Затем, чтоб, наконец, найти ответ…
Который был всегда и всюду рядом.
Мальчик
В мире душевной боли и детских травм
Я подставляю руки семи ветрам.
Память костлявым пальцем скребет висок,
Сыплет в мои ладони тоски песок.
Злые ветра плюются песком окрест –
В сотни истлевших душ, опустевших мест.
Раненым зверем воют со всех сторон,
Кружат голодной стаей слепых ворон.
Я подношу ладони к немому рту.
Вместо песка в них горькой обиды ртуть –
Тяжкая ноша, слишком большая дань
Крепкой рукой сжимает мою гортань.
Странное чувство – я уничтожен, стерт.
Собственноручно небо швырнув в костер,
Руки тяну коснуться того костра.
Пеплом седым в ладони ложится страх.
И прорастает болью в живой груди –
Там, где чудесный мальчик во мне сидит.
Шепчет упрямо: «Я – это ты. Привет.
Ты – это я. Достаточно нам реветь.
Ты заплутал в бескрайнем густом лесу.
Дай мне ладонь – я просто тебя спасу.
Рядом со мной позволишь себе простить
Слезы мои, что носишь в своей горсти».
В мире душевной боли и детских травм
Я говорю «Прощайте» семи ветрам.
Звезды глядят сквозь неба немую стынь.
Я ухожу. Ладони мои пусты.
Тебе
Волны крадут стыдливо
Замков твоих песок.
Берег внутри залива
Лентой наискосок
Прочно врастает в море,
Пеной искрясь в лучах.
Счастье мое и горе,
Что на твоих плечах?
Скоро случится вечер,
Копья свои подняв.
Время совсем не лечит,
Воском течет по дням.
Как же прожить без боли,
Греясь чужой бедой,
Если ты вся из соли?
Плачешь морской водой…
Все эти лица, тени…
Словно прося взаймы,
Ты ведь уйдешь не с теми
В клетку своей тюрьмы.
Вот, посмотри, как тонет
Солнце, упав с ножа.
Хлопнем ему в ладони,
Руки свои разжав.
Рви тишину на части
Криками птичьих стай.
Стань бесконечным счастьем,
Зернами прорастай.
И полетишь к Венере,
Ляжешь под поезда.
Только, прошу, поверь мне.
Я тебя воссоздам.
Нам ведь совсем не сложно
Вмиг разобрать леса,
И возвести над ложью
Лестницу в небеса.
Ты лишь сыграй на трубах
Ветра скупой мотив,
И, поцелуем в губы
Жутко меня смутив,
Нежно поправь свой локон
В первых лучах зари.
Мир – без дверей и окон.
Он – для тебя. Бери.
Когда душа…
Когда душа – забытый водоем,
В котором между правдой и враньем,
В размытом отражении своем
Не сыщешь Бога,
Идешь ко дну, предчувствием влеком,
Что, вероятно, нет Его ни в ком…
А Бог тебя щекочет плавником
И смотрит строго.
В Его глазах – спасительная твердь.
И если в отражение смотреть –
Совсем не обязательно мертветь
Душой и телом.
Вот, погляди, вода чиста вполне,
И вот твой Бог – внутри, а не вовне.
Он плавает с тобой на глубине.
Ей нет предела…