Александр Сикорский. СКАЗОЧНЫЙ СВЕТ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО, или ДВА РУКОПОЖАТИЯ
Обновлено: 26 дек. 2020 г.
В
гостях у журнала «Московский BAZAR» человек множества талантов – Александр Сикорский, филолог и переводчик; в прошлом лидер и солист группы «Крестоносцы», позднее – группы «Атланты», а с 1986 года – руководитель группы «Старая гвардия». Александра Сикорского по праву можно считать легендой русского рока.
Было бы закономерно сразу обратиться к музыкальной теме, но что-то подсказывает, что многогранный талант и увлечение музыкой Александра Сикорского неслучайны, что этому предшествовала интересная семейная история. Думаю, мы разделим нашу беседу на две части: Прошлое и Современность – и в текущем номере поговорим именно о корнях, о музыкальной теме в рамках одной семьи и о Марине Цветаевой и Алексее Толстом.
Беседу ведет писатель Ольга Грушевская
ЧАСТЬ 1
Окунувшись в прошлое, я ощутил его дыхание,
и оно уже не показалось мне таким далеким...
Я могилу милой искал,
Сердце мне томила тоска,
Сердцу без любви нелегко,
Где ты? Отзовись, Сулико!
Сердцу без любви нелегко,
Где ты? Отзовись, Сулико!
Ольга Грушевская (ОГ): Это стихотворение написал Акакий Церетели, а вот на русский это стихотворение и многие другие зарубежные стихи, которые позже стали известными песнями, переложила Татьяна Сикорская – ваша, как мы знаем, Александр, бабушка. Именно о ней хочется узнать больше – в 2021 году исполнится 120 лет со дня рождения Татьяны Сергеевны, – а также о ее втором муже и соавторе, поэте, переводчике Самуиле Болотине.
Александр Вадимович Сикорский (АВС): Татьяна Сергеевна Шишкова родилась в 1901 году (18 ноября) в Сюгинском заводе – так назывался поселок, в котором жили владельцы, управляющие, сотрудники и рабочие стекольного завода (ныне ОАО «Свет», расположенный в городе Можга в Удмуртии). А тогда это была территория обширной Вятской губернии. Оттуда недалеко до Елабуги, уже в Татарстане. Елабуга непременно всплывает в разговоре о бабушке, поэтому я ее упомянул.
Еще в отрочестве я знал, что при рождении бабушке подарили деревню, названную Танино (видимо, село), как было принято в дворянских семьях. Она ведь была княжна. О чем шла речь, было неясно, но звучало как-то загадочно и солидно. Помню еще, что она обожала ездить верхом. Мы с братом как-то раз – было мне, кажется, лет семнадцать, не помню точно – приехали на дачу верхом. (Чем, кстати, сильно напугали соседа, Цезаря Солодаря, по требованию которого правление поселка запретило езду верхом. Забавно: Цезарь испугался верховых.) Так бабушка, будучи в возрасте, да еще и в платье, залезла в седло и проехалась. Зрелище еще то! Как сейчас говорят, уважуха!
В революцию ее отца расстреляли, мать и братья умерли от тифа… В семидесятых она съездила в ту деревню…
Во время февральской еще революции шестнадцатилетнюю Таню Шишкову отхлестал казак нагайкой, и с тех пор рука у нее в непроизвольной судороге взлетала время от времени вверх, как бы защищая голову от ударов, а глаз зажмуривался. Это было особенно заметно, когда она гуляла по Тверскому – какой-то дирижерский взмах рукой. Воля у нее была железная, но избавиться от этого она так и не сумела.
Бабушка умерла в 1984-м… Далеко это все.
А совсем недавно, каких-то пару лет тому, я вдруг окунулся в ее (и не только) прошлое, и оно уже не показалось таким далеким. Как говорится, два рукопожатия…
ОГ: Сегодня многие имена преданы забвению и порой, используя тот или иной образ или напевая ту или иную мелодию, знакомую с детства, мы ничего не знаем об их создателях.
Песни Сикорской и Болотина были ведь очень популярны! Песня Сикорской «Враг не пройдет» стала гимном испанского Народного фронта; знаменитая песня Сикорской и Болотина «Бомбардировщики» была знакома в исполнении дуэта Леонида Утесова и его дочери Эдит. А оригинал исполнялся Фрэнком Синатрой. Перу Сикорской и Болотина принадлежат переводы, которые легли в основу знаковых послевоенных песен. Например, кто бы мог подумать, что Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной армии под управлением Александрова с солистом Олегом Разумовским в 1945 году будут исполнять американскую солдатскую песню «Кабачок», перевод которой был сделан Сикорской и Болотиным («Зашел я в чудный кабачок»).
Клавдия Шульженко пела «Голубку» (которая многим известна в исполнении Элвиса Пресли), а Леонид Утесов – «Кейзи Джонс». Кстати, в 2002 году «Голубку» записала и Алла Пугачева, а «Бомбардировщиков» исполнял Чиж. Расскажите о «Голубке», ведь это кубинская песня, а композитор – Себастьян Ирадье?
АВС: Мне больше нравились «Скамеечку ближе ставь, дорогая, / Сядем со мною рядом...»; «В старом саду» (То ли луковичка, то ли репка, / То ль забыла, то ли любит крепко...) и некоторые другие, исполняемые для гостей дома, и иногда со сцены.
«Голубка» же очень удобная песня – она стала всемирно известной, когда ее исполнил Элвис Пресли, но при этом кубинская, а Куба – друг СССР. Нельзя не напечатать. Да она просто очень красивая, ее хочется петь. И текст чудесный. Вот она и появилась у нас. Я думаю, а не записать ли мне с дочкой Кристиной хорошие (в современном понимании) бабкины переводные песни, а то «Скамеечку», например, исполняют профессиональные сопрано под рояль, и она не цепляет. Татьяна Сикорская и Сэм (Самуил Борисович) Болотин владели свободно английским, французским и немецким языками, дед еще знал узбекский. Кроме этого, они были просто хорошо и разносторонне образованными людьми. Помимо Союза писателей они были членами Союза композиторов (и жили в доме, в котором он располагался) и Союза кинематографистов. Дед – автор «Моей лилипуточки». А вместе они перевели почти всего Ива Монтана, Эрнста Буша, Пита Сигера. Певцы Эрнст Буш и Пит Сигер бывали у них дома.
О Болотине и Сикорской
Самуил Борисович Болотин и Татьяна Сергеевна Сикорская тоже были «пайщиками» нашего дачного поселка, жили в доме номер три по Малой аллее. Они были мастерами песенных переводов, это благодаря им зазвучали по-русски такие любимые и популярные «Мы летим, ковыляя во мгле…», «Путь далекий до Типперери…», «Зашел я в чудный кабачок», «Голубка», всех не перечислишь. Пожилые супруги, внешне довольно невзрачные, в каких-то всегда затрапезных куртках, шароварах, подвернутых резиновых сапогах. Когда однажды по просьбе кого-то из друзей-соседей они согласились дать концерт для нас, дачников, и мы собрались на их недостроенной даче, и они встали рядышком, он с гитарой, высокий, сутулый, она – маленькая, худая и морщинистая, я вначале подумала, что они очень похожи на кота Базилио и лису Алису из «Золотого ключика». Но когда они запели – просто, ничуть не рисуясь, слабыми, но какими-то очень слаженными голосами, они вдруг перестали казаться смешными и невзрачными, и я тогда впервые, пожалуй, осознала относительность понятия «красивый-некрасивый». Сын Татьяны Сергеевны, поэт Вадим Сикорский, был красавец «весь из себя», породистый, с наглыми стальными глазами, но мне его самодовольная красота претила, а его старики, когда пели, вдруг стали красивыми.
Анна Масс. «Писательские дачи. Рисунки по памяти»
ОГ: Потрясающе! И при этом, насколько известно, Татьяна Сергеевна и Самуил Борисович не только делали прекрасные переводы, но очень удачно адаптировали эти стихи к музыке оригинала, при этом такое талантливое сочетание давало «новому» произведению полное право на самостоятельное существование.
АВС: Они прекрасно исполняли свои переводы дуэтом, на гитаре играл Болотин. Бывали случаи, когда переведенные ими песни, точнее, фантазии на тему песен, переводились уже с русского языка на язык оригинала в новом варианте Болотина и Сикорской. Бабушка перевела и «Сент-Луис блюз» – Алексей Козлов1 был очень удивлен, когда я ему об этом сказал, так как этот текст использовали джазмены.
Они авторы блестящих либретто для оперетт, например, «Фиалка Монмартра» Имре Кальмана...
ОГ: Которую даже экранизировали – фильм «Под крышами Монмартра», где играли Евгения Симонова, Игорь Старыгин, Владимир Басов и Александр Кайдановский!
АВС: Совершенно верно. А еще комической оперы Долидзе «Кето и Коте» и знаменитой оперы Гершвина «Порги и Бесс». Все эти музыкальные постановки шли во многих театрах страны. Бабушка перевела бестселлер Дика Френсиса «Фаворит». Она автор песни «Миленький ты мой, возьми меня с собой» – про край далекий. Авторство бабушка не оформила по понятным причинам. Они с дедом были членами партии, а она еще и собирала членские взносы в Союзе писателей. А в краю далеком досиживала срок за умершего в лагере мужа бабушкина подруга детства, с которой они вместе учились в пансионе благородных девиц, – Мария Сергеевна Куроедова, по мужу Малецкая. Муж Марии Сергеевны был тоже поляк, как и первый муж бабушки, Виталий Каспарович Сикорский, ксендз-расстрига, соблазненный идеями революции. А сын Марии Сергеевны, дядя Вова (впоследствии, кажется, замминистра нефтяной промышленности, если я ничего не путаю), жил у бабушки с дедом как сводный брат моего отца. Теперь, когда я прочитал воспоминания бабушки, мне стало ясно, откуда появилась эта полная отчаяния песня «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, стану тебе женой...». Коснусь этого очень коротко, хотя и это добавит много к пониманию того, что она пережила. Виталия Каспарыча, которого она называла Витькой (хотя он был значительно старше ее) и любила до самозабвения буквально, посадили, но (что редко случалось) вскоре выпустили (это была ошибка, говорила она, точно так же, как ее подруга Мария Сергеевна в спорах со мной, наглым и беспардонным типом, как она меня, восемнадцатилетнего нахала, величала, когда я клеймил Сталина и Ленина, называла всего лишь «ошибкой» и свое сидение, – святая женщина). И Витька уехал в край далекий, сказав, что даст знать, как обустроится. Через некоторое время написал и дал адрес для писем. Она же, недолго думая, собрала пожитки, сына Димку (подозреваю, она хотела, чтобы он звался Митька – Витька и Митька, – но отец сделал другой выбор) и отправилась поездом, перекладными, паромом и пешком к нему – сделать сюрприз. Но (как говорил своей жене Жванецкий: «Не входи бесшумно, не возникай за спиной») сюрприз оказался иного рода – там уже была другая, ее соседка по коммуналке. И были надрывные беседы, она с сыном (моим отцом) даже сняла там, в поселке, комнату, и она хотела все простить, но он ей объяснил, что для ее же будущего лучше, если они расстанутся. Добавлю от себя, что простить ей пришлось бы и его неизлечимое к тому времени пристрастие к алкоголю, и страсть все раздавать. На последние копейки, уж не знаю как, вернулась она в Москву и долго еще мучилась. Кстати сказать, отец боялся, что я унаследую это пристрастие деда (алкоголизм, говорил он, передается через поколение), но унаследовал его, к великому сожалению семьи, мой старший брат, и бабушке на старости лет, одинокой (дед умер в 1970 году), пришлось терпеть еще и это.
ОГ: Александр, здесь хочется коснуться еще одной темы. Но лишь коснуться, так как это отдельная и непростая история, большая. Насколько я знаю, в годы Великой Отечественной войны Татьяна Сикорская эвакуировалась в Елабугу вместе с Мариной Цветаевой.
АВС: Вот и всплыла Елабуга. Да, они дружили в эвакуации в тот трагический период жизни, бабушка помогала Цветаевой – у бабушки в дневниках есть об этом записи, а мой отец, Вадим Сикорский, дружил с Муром, сыном Марины, и у отца есть об этом воспоминания. На самом деле всем настоятельно рекомендую прочитать потрясающую книгу Марии Белкиной «Скрещение судеб», где она очень тактично пишет о Цветаевой и ее окружении и дает выдержки из воспоминаний Татьяны Сикорской..
ОГ: «Мы эвакуировались в Елабугу из Москвы на пароходе в начале августа. В течение 10 дней пути мы очень сблизились с Мариной Ивановной, читали друг другу стихи, грустили о Москве...» – это как раз из большого и пронзительного письма Татьяны Сергеевны Але Эфрон[2], дочери Цветаевой, которые приводятся в разных источниках, в частности в книге Марии Иосифовны Белкиной. Книга и правда удивительная, поддержу вас в этом и тоже всем рекомендую к прочтению.
Талантливые, искрометные люди обычно всегда окружены людьми. В вашем доме, наверное, всегда были гости.
АВС: Да, бабушка и дед были гостеприимные, хлебосольные и очень добрые люди. Часто у них дома собирались родные, гости, в том числе режиссер Александр Птушко, поставивший фильм «Новый Гулливер» по сценарию Самуила Болотина и с его песнями. Автором музыки был превосходный композитор Лев Шварц, о котором Чаплин сказал, что хотел бы иметь такого композитора для своих фильмов. Шварц тоже был частым гостем.
Дед еще дописывал за Пушкина реплики, которые тот не смог, по понятным причинам, написать для фильмов «Руслан и Людмила» и «Сказка о царе Салтане», и помогал со сценарием.
ОГ: Конечно, не могу не задать вопрос об Алексее Толстом. Он был вашим родственником или близким другом семьи?
АВС: Алексей Толстой называл бабушку кузиной, так как в молодости, окончив 2-й курс Технологического института Санкт-Петербурга, приехал, после свадьбы, с молодой женой, на практику поработать на стекольном заводе у своего родственника, моего прадеда, Сергея Александровича Шишкова, управляющего и совладельца этого завода, в тогда еще Сюгинский завод, а теперь город Можга (тогда Вятской губернии, а теперь в Удмуртии) километрах в восьмидесяти от Елабуги. Там он на ручках носил мою годовалую бабулю.
А завод работает и сейчас и входит в пятерку лучших в России (управляется из Москвы). Директор завода, удивительный человек, раскопал массу интересных фактов и подробностей и издал книгу о заводе. Там, кстати, есть и глава о Толстом, а также родословная моего прадеда.
ОГ: А теперь еще ближе – кто же был прототипом «Гадюки» Алексея Тостого?
АВС: Я странным образом оказался в роли арбитра в вопросе о том, кто был прототипом героини повести А. Толстого «Гадюка». К слову сказать, о книге Белкиной «Скрещение судеб» я узнал из статьи замечательной Софьи Багдасаровой (Шакко) «Прототип “Гадюки” А. Н. Толстого», в которой она пишет о Сикорской и Болотине. До этого со мной связалась Алла Тютина, историк, социолог и краевед из Можги, того самого места, в котором родилась Татьяна Сергеевна Шишкова. Она передала мне приглашение Владимира Николаевича Кускова, директора завода «Свет» посетить с супругой их город для участия в открытии памятной стелы с именами погибших в годы революции и войн рабочих и сотрудников завода, включая его управляющего, позже владельца Сергея Александровича Шишкова, моего прадеда.
Надо сказать, что я впервые услыхал об этом городе и об этом заводе. Бабушка говорила, что у ее отца был завод, что Московско-Вятская железная дорога была нашей, и я шутил, пользуясь часто этой дорогой, что могли бы хоть скидку сделать, хотя теперь я понимаю, что такое вряд ли было по карману одному человеку. Так вот, я поехал и познакомился и с Владимиром Николаевичем, и с Аллой и, не переставая удивляться, а в душе и восхищаться этими людьми, и не только ими, посмотрел на дом, в котором увидала свет бабушка и который стал Домом (и, добавлю, подлинным центром) культуры этого города. Но, видимо, это тема другого рассказа, так же как и поездка в Елабугу, организованная директором. Так вот, именно Алла Тютина, человек с серьезным университетским образованием, увлеченная своим делом и обладающая широким кругозором, начала знакомить меня с материалами и публикациями о моих родственниках по литературно-музыкальной линии, и, разумеется, без «Гадюки» не обошлось.
Она продолжает это делать до сих пор и, несмотря на то что перенесла Covid в тяжелой форме (сын ее, кстати, врач, работает в Москве), прислала мне ссылки на новые публикации, в одной из которых я прочел, что Татьяна Сикорская никак (!) не могла быть прототипом, ведь Толстой был родственником (подумать только!) ее мужа (какого же?) и так далее. Я решил опубликовать часть ее воспоминаний, имеющую отношение непосредственно к этому, являющуюся одновременно частью воспоминаний моего отца о своем общении с семейством Толстых. Тем более что мне не под силу написать это таким настоящим языком и стилем подлинного художника слова, каковыми были мои отец и бабушка.
В 1948 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького; тогда же начал печататься. В юности оказался в эвакуации в Елабуге, где познакомился с Цветаевыми, о чем позже напишет в своих воспоминаниях.
Некоторое время заведовал отделом поэзии в журнале «Новый мир».
Юрий Поляков так о нем пишет: «Педагогом Вадим Витальевич был блестящим: одним изумленным взглядом, одним ироническим цитированием мог навсегда вылечить начинающего от пристрастия к рифмам типа "была – ушла"».
ОГ: Александр, хочу выразить вам искреннюю благодарность за то, что вы предоставили для публикации в нашем журнале воспоминания вашего отца, Вадима Сикорского, а в рамках его воспоминаний – отрывки из рукописей Татьяны Сергеевны Сикорской об Алексее Толстом. Это бесценный материал, и мы публикуем его сразу после нашего интервью. Здесь позволю себе сделать пояснение для наших читателей о вашем отце: Вадим Сикорский был сыном Татьяны Сикорской от первого брака с Виталием Каспаровичем Сикорским. Думаю, вы скажете о нем несколько слов в ходе нашей беседы. А теперь вернем к историям вашей семьи.
АВС: Отец рассказывал, что привез меня в квартиру бабушки и дедушки под Новый год в мешке в качестве подарка. Там уже жил один такой «подарочек» – мой единокровный брат Леша, на четыре года меня старше. Леша Татьяна Сикорская, ее сын Вадим (в центре) и Самуил Болотин Александр Сикорский (второй справа) в саночках (Москва, Ботанический переулок) был сыном отца и Аллы Беляковой3 , впоследствии писательницы и художницы и жены Федора Колунцева4 (литературный псевдоним дяди Тодика Бархударяна, милейшего и добрейшего обладателя роговых очков, трубки и прокуренного баса, которые добавляли необыкновенный аромат его рассказам, коими он нас потчевал, когда мы с братом приезжали в гости).
Так я познакомился с квартирой 63 в Доме композиторов в Брюсовском переулке, переименованном позже в улицу Неждановой, а затем в Брюсов переулок. Мой сводный брат, Алеша, жил там у бабушки с дедушкой, потому что так проще было его разведенным родителям: своей квартиры у них не было, а здесь – хоромы и домработница. В общем, переложили бремя, мягко выражаясь, на плечи стариков, а сами навещали ребенка. Отец появлялся часто, почти каждый вечер. Баба Тая (домашнее имя Татьяны Сикорской), дедушка (Самуил Борисович Болотин, второй муж бабушки и отчим отца), домработница Маруся, интереснейший персонаж, и пес Вальтер шотландской породы – вот все обитатели этой квартиры.
Квартира была просторная, а по тем временам просто роскошная: четыре комнаты, кухня с мусоропроводом, большая ванная, большая прихожая и длинный коридор. Располагалась она на втором этаже, окнами в указанный переулок, за исключением Алешиной комнаты, окна которой смотрели во двор, на нынешний джазовый клуб «Союз композиторов». Лифтерша в просторном холле у лифта, с широким столом. Войдя в большой подъезд, нужно еще пройти метров пять вперед и подняться на три ступеньки, и там она сидела – приветливая и внимательная. Красота! Не то что позже у нас на Красноармейской, у станции метро «Аэропорт», где Петя Мамонов ютился за железной дверцей у лифта на двух с половиной квадратах. А сначала и дверцы не было – кушетка только. Хотя потом и наши дома на
Красноармейской, так называемые «писательские», стали считаться хорошими.
На Красноармейскую улицу в писательский кооператив недалеко от метро «Аэропорт» отец перебрался из крохотной комнатушки в коммуналке в районе метро «Проспект Мира». Комнатушка была такая маленькая, что ему приходилось перед сном открывать дверь и приставлять к кровати табуретку в коридоре, чтобы класть на нее ноги. К тому же оказалось, что раньше это была так называемая «холодная» комната, с отверстием на улицу, использовавшаяся зимой вместо холодильника или погреба. Поэтому маленький я там жить не мог, хотя некоторое время я там спал в детской кроватке, как все понимают, до первых холодов.
ОГ: К бабушке Татьяне Сергеевне вы приезжали в гости, а где жили?
АВС: А жил я с другой бабушкой на Малой Дорогомиловской улице, между Большой Дорогомиловской и Кутузовским проспектом, выходившей на Набережную Шевченко немного правее метромоста. Мою вторую бабушку я
называл мама Мила (Эмилия Ивановна Поправко), она была матерью моей мамы Светы (Светлана Сергеевна Киреева, актриса и певица).
Мама‑Мила отца моего не любила и не находила нужным скрывать это. Ей нравилось имя Алексей, но мой старший брат уже имел это имя (еще один повод для неприязни), и она стала называть меня Аликом, тем более что ей нравилась рифма «Мама-Мила Алика любила». Имя Саша ей не нравилось, а Шура и того меньше. Так я стал Алик Киреев.
Много позже я обнаружил где-то детскую простыню с этим вышитым именем, и Мама-Мила рассказала, что отец меня усыновил, только когда мне исполнилось семь лет и нужно было идти в школу: «С первой женой обжегся, а ты виноват», – объяснила она.
Однако мать сказала, что отец услыхал, как у меня челюсть щелкает, когда я жую, и успокоился: у Татьяны Сергеевны и у него челюсть тоже щелкала, и тоже с левой стороны. В школу я пошел Сикорским. Аликом. В 591-ю.
Эмилия Ивановна Поправко – Мама-Мила – была моей бабушкой по материнской линии. Сменила имя с Мелания – терпеть его не могла. Прабабка, Варвара Петровна, работала шеф-поваром, а попросту поварихой, в доме князей (большой дом, второй от набережной напротив храма Христа Спасителя) и имела там трехкомнатную секцию. Там и родилась Эмилия (Мелания). Мама-Мила работала в Театре музыкальной буффонады, не расставалась с гитарой, имела друзей и в Большом театре, которых привозила в хутор Паперня – рай земной в Сумской области Украины, недалеко от города Ямполя. Я помню прекрасно волшебного дядю Володю Шишкина, удивительного артиста театра Оперетты, как он, совершенно не боясь, страшно восхищаясь, кормил с рук лосей, приходивших из леса, окружавшего хуторок. Каждый год на месяц туда приезжал на «Победе» дядя Боря – артист, сыгравший пожилого водителя, которого Куравлев пытался женить в уморительной сцене из фильма «Живет такой парень». Приезжал кто-то из Большого, художник Сергей Александрович Миронов… Мама-Мила давала уроки игры на гитаре местным барышням (очень красивым и умным девушкам). У меня до сих пор хранятся ее песенники, русские и украинские. А как там пели на свадьбах за длинными столами, ломившимися от копченых гусей, уток, и окороков всяких, и рыбы, там ведь у всех слух, и украинские песни! Эх…
Из беседы с Александром Сикорским
Мама, Светлана Сергеевна Киреева, актриса, певица, была первой в СССР выпускницей с золотой медалью. Ее фотографии печатались в журналах и газетах. На первой странице «Огонька», посвященного Параду Победы в Москве, была фотография праздничной колонны москвичей на Красной площади с возглавлявшей ее огромной звездой, в центре которой находилась мама в ярком наряде. Ей приходили мешки писем и предложений руки и сердца.
Из беседы с Александром Сикорским
ОГ: Значит, все-таки музыкальная тема в вашей жизни имеет продолжение – не останавливается на бабушке и деде: ваша мама была певицей. Расскажите о Светлане Сергеевне, ведь она была особенной женщиной.
АВС: Отца с матерью познакомил Левка Гинзбург (я пишу так, как мне рассказывала мама). А любил ее сильно Юрка Трифонов, но она на него внимания не «оборачивала» (а это уже нянька). Видимо, его тянуло к певицам, особенно к колоратурным сопрано.
Но выбрала она отца, поэта, мужчину красивого, остроумного и артистичного, он умел играть на аккордеоне, пианино и гитаре, пел песни легкого содержания и был душой компании. Кроме того, очень неплохо играл на бильярде, модном в то время в творческих клубах литераторов, актеров и особенно архитекторов – там были, говорил отец, самые сильные игроки. И рассказывал дальше сказочные истории из их жизни. Светский человек, одним словом.
ОГ: Смотрю на фотографии вашей мамы, Светланы Киреевой, и думаю: какая же красивая женщина! Какое удивительно тонкое и милое лицо…
АВС: За ней ухаживали военные в высоких погонах, и в дом зачастил один очень ответственный комсомольский работник. Мама была девушкой веселой, остроумной и полной жизни. Не любила скучных и серых людей. Могла быть несдержанна на язык. Однажды, когда у нас на Дорогомиловской (меня еще и в проекте не было) собралась компания молодежи, мать спросила «комсомольца»: «А правда Сталин жену убил?» Тот молча встал и ушел. И больше не приезжал. Думаю, человек он был не плохой, и очень хорошо к ней относился, раз последствий не было.
ОГ: Вадим Сикорский и Светлана Киреева были яркой парой! Талантливые, с ярко выраженными индивидуальностями. Им было, наверное, нелегко в быту, ведь у каждого сильный характер.
АВС: Отец и мать были парой, как говорили, очень красивой и веселой. Круг их общения был весьма широк. Их любили и приглашали в гости постоянно, и я застал время их активного общения с друзьями, некоторые из которых уже тогда были персонами известными. Однажды отец с компанией притащил из ЦДЛ «в дом» Джину Лоллобриджиду, представляете? В квартиру на Аэропорте!
А он и вправду личиком смахивал на Жерара Пылыпа (как я шутил в детстве, так как каждое лето проводил на Украине). Наверное, был фестиваль какой-нибудь.
Итак, родители были парой красивой, светской, но мало приспособленной для семейной жизни обычных советских людей. Поэт, зарабатывающий на жизнь переводами бурятской поэзии и бильярдом, после которого заявлялся домой поздно – из ресторана, нетрезвый, с торчащими из карманов белыми хлопковыми салфетками (некоторые служат до сих пор). Просыпающийся часам к десяти, не раньше. Он занимал большую комнату с балконом – те самые дополнительные двадцать метров, положенные члену СП для работы на дому.
Мать – певица-трудоголик, вечно распевающаяся, когда она дома (я до сих пор помню наизусть оперные арии), и по полгода пропадающая на гастролях.
Мама родилась на Малой Дорогомиловской, росла там и пошла в женскую школу прямо напротив наших ворот (двор имел высокие, солидные ворота). Там люди жили дворами, и я в детстве с другими ребятами нашего двора ходил драться с другим двором. И там жила Мама-Мила и сестра деда, Вера. Остальная родня жила уже кто в Москве, кто в Ленинграде…
…Мама привозила с гастролей всякие красивые вещи, для меня, например, обувь. Модную. Я был во втором классе 591-й школы и пришел на уроки в новых остроносых туфлях из Венгрии. Меня схватили ребята из класса и потащили всем показывать на перемене: смотрите, мол, какие мокасы! Дело дошло до директора. Я сгорал от стыда. Директор запретил: дома ходи в чем хочешь, а в школу изволь в нормальных туфлях.
А маленьким, когда было жарко, я снимал сандали или туфли и играл босиком. Обувь, разумеется, пропадала.
Из беседы с Александром Сикорским
ОГ: Наверное, рано пришлось взрослеть и быть самостоятельным?
АВС: До семи лет и первые три школьных года я жил с Мамой-Милой на Малой Дорогомиловской. И еще ходил в музыкальную школу в Плотников переулок через мост над Москвой-рекой. Один. Сам. Пешком, если бабка не давала пятак на автобус, а она часто не давала, когда была не в настроении. И вот зимой по мосту, почему-то всегда против ветра, с нотной папкой... Не любил я музыкальную школу. И ведь нужно было дома заниматься. На пианино. И сольфеджио. Да еще хор.
И к зубному впервые я пошел сам. Зубы ведь у меня как у беспризорника. Врач осмотрел меня, я это точно помню, и спросил: «А где твои родители, молодой человек?» Было мне лет девять. Я стеснялся улыбаться. Я ответил, что мать не скоро приедет, бабка не может, а с зубами делать что-то надо. «Пусть придет отец, – отрезал он. – Тут дело серьезное». Телефонов не было, когда он приедет – неизвестно. В общем, остался я, что называется, с английским ртом.
И в четвертый класс я пошел в английскую школу-интернат № 38, метро «Фили», там на автобусе пару остановок, за Суворовским училищем (в котором в то же почти самое время учился Стасик Микоян (Намин), тогда мы еще не были знакомы). Где и прожил три года.
ОГ: А знание английского тоже из школы?
АВС: Не совсем. Продолжая ездить в музыкальную школу, я еще ездил на занятия английским с пожилым австралийцем, милым и вежливым, теперь не представляю, откуда взявшимся. С ним я прозанимался несколько лет.
А потом Мама-Мила была переселена в новостройку за метро «Пионерская». Нужно же было куда-то селить дипломатов с семьями и новых чиновников, приехавших вслед за Брежневым. Их поселили на том месте, где раньше жили мы. Разумеется, в новых хороших домах. Малой Дорогомиловской не стало...
ОГ: И все же хочется вернуться в Брюсов переулок – вновь к Татьяне Сикорской и Самуилу Болотину. Вы успевали и к ним?
АВС: Приехать в дом в Брюсовском переулке было отдыхом души. Там был настоящий уют. Ночевать в столовой было даже интересно: через большое полукруглое окно проникал сказочный свет, падающий на горки с сувенирами, привезенными дедом и бабкой из разных стран, а они два раза совершали кругосветные путешествия (представьте!), пианино с бронзовыми подсвечниками (у нас таких не было), большой обеденный стол, за который умещались гости в немалом количестве, и небольшой для детей, если за большим места не было, пара картин побольше и несколько поменьше, двойная белая прозрачная дверь в коридор.
Еды всегда было много. И очень вкусной! А еще завтракать на кухне и слушать комментарии няньки было особое наслаждение: «Все и дуть и и дуть (ударение всегда на первом «и») на широкий Самаи Борисыча карман. И Вовка с полюбовницей. По колено в крови встану, а с полюбовницей больше не пущу, и так им и скажу! А что, я правду говорю! Это ж кому не скажи – стыдобища одна». Сестра Маруси была шеф-поваром в Кремле, именно так и говорили. Я бы, может, и теперь не поверил бы, но трем деревенским простым бабам-сестрам дали трехкомнатную квартиру! Куда нянька почти никогда и не ездила. Домом не считала. Любила бабушку с дедушкой больше себя, и уже после того как Сэм Болотин (так его звали друзья и за спиной) скончался, если птичка какая вреза лась в стекло или просто садилась на окно и пыталась посмотреть внутрь, она говорила: «Самаи Борисыча душа за мной пришла – пора на погост!»
ОГ: Александр, дорогой Алик, общаться с вами одно удовольствие, а слушать о жизненных перипетиях вашей удивительной семьи можно часами, удивляясь непростым поворотам судьбы и жизнестойкости сильных женщин! Наша беседа была насыщенной и бесконечно интересной. Имена старшего поколения вашей семьи по праву входят в золотой фонд культуры, и от нас будет зависеть, сохранится ли память о них в нашей истории. Многое из того, о чем мы будем говорить при следующей встрече – а это будет разговор уже об Александре Сикорском как о музыканте, и уже о следующем, четвертом поколении, молодом и ярком, – найдет свои корни и объяснения в нашем сегодняшнем разговоре.
Спасибо!
[1] Алексей Семенович Козлов (род. 13 октября 1935, Москва) – советский и российский саксофонист (альт-саксофон, сопрано-саксофон) и джазмен, композитор, актер, публицист, писатель. Участник и лауреат многочисленных отечественных и зарубежных фестивалей джаза. Автор музыки ко многим театральным постановкам, кино- и видеофильмам. [2] Письмо Т. С. Сикорской к дочери Цветаевой Але (Ариадне Сергеевне Эфрон), написано в 1948 году и отправлено в Рязань, где Але после отбытия срока в лагерях было разрешено жить. [3] Алла Михайловна Белякова, дочь известного летчика. Опубликована ее переписка с дочерью Марины Цветаевой («Туруханские письма. Ариадна Эфрон – Алла Белякова», М., 2009). Сам Вадим Сикорский оставил воспоминания о Елабуге, где он короткий период был другом сына Цветаевой. [4] Федор Ависович Колунцев (Тадеос Ависович Бархударян) (1923–1988) – русский советский писатель, редактор, педагог. Член Союза писателей СССР. Похоронен на Армянском кладбище в Москве рядом со своим любимым писателем Андреем Платоновым.
Полностью статью читайте в № 5 (35) 2020