Алексей Щеглов. ВОСПОМИНАНИЯ О ФУФЕ
К 125-летию со дня рождения Фаины Георгиевны Раневской
Алексей Валентинович Щеглов (1939–2015), профессор МАрхИ, лауреат премии Совета министров СССР, заслуженный архитектор России. Работал во многих проектных институтах, руководил творческой мастерской «Архпроект», проектировал и строил жилые здания и объекты культуры в России и за рубежом, в том числе для театра им. Моссовета. Будучи ребёнком, Алексей Щеглов неоднократно бывал и подолгу жил во Внукове в посёлке «Московский писатель» (1945–1948). Эти визиты во Внуково неразрывно связаны с Фуфой – замечательной русской актрисой Фаиной Георгиевной Раневской, которая была членом семьи Вульфов: своей наставницы, актрисы Павлы Леонтьевны, и её дочери, актрисы и режиссёра Ирины Анисимовой-Вульф. Лёшеньку Щеглова, сына Ирины Вульф, Фаина Георгиевна нежно называла своим эрзац-внуком, а он её – Фуфой. Воспоминания Алексея Валентиновича о поездках во Внуково и об интересных встречах в городке «Московский писатель» были любезно предоставлены для нашего издания его вдовой Т. А. Исаевой.
Повсюду ищи, а не сыщешь вовек Подобных лесов и просторов и рек. Куда ни пойди, обойди хоть весь свет, А края на свете прекраснее нет. Из песни «Тайга», муз. Ю. Милютина, сл. В. Типота
На даче, о которой пишет Алексей Щеглов, жила Софья Ефимовна Прут, бывшая супруга драматурга и сценариста Иосифа Леонидовича Прута. У Прутов были дети – дочь, Софья, и сын, Альфред. Альфред Прут стал авиаконструктором, у него родилась дочь, Наталья, и их семья ещё долго жила во Внукове, пока дом не был продан журналисту Артёму Боровику.
Фаина Георгиевна часто бывала во Внукове, в посёлке, где жили Утёсовы, Ильинские, семьи Лебедева-Кумача, Прута, Милютиных. Одно лето, перед тем как мне идти в школу, мы с бабушкой и Татой жили у Орловой, а другое – у наших друзей Прутов на улице Гусева. Сейчас там кирпичный замоккрепость журналиста Боровика. А тогда в ёлках и орешнике стоял деревянный домик, который построил перед войной легендарный человек – сценарист Иосиф Прут. Он помнил имена и отчества всех людей на свете и умел в уме решать наши школьные задачки. Маленький участок дачи Иосифа Прута был наполнен чудесными звуками – из орешника доносился бесконечный нежный свист: Рахманинов, Чайковский, отрывки из опер, арии и увертюры, иногда мелодии современных песенок. Свистела Фаина Георгиевна, она очень любила таким образом проводить время в зелёной чаще. Стоял июль 1948 года. В те дни её душу переполняла музыка, казалось, Раневская полностью погружалась в неё, уходила от суеты повседневности.
Фаина Георгиевна Раневская (урождённая Фанни Фельдман) (1886–1984) – актриса театра и кино. Лауреат трёх Сталинских премий (1949, 1951, 1951). Народная артистка СССР (1961). Член Союза кинематографистов СССР. Имеет много орденов и медалей. Родилась в Таганроге. Обучалась в Мариинской женской гимназии, училась музыке, пению, иностранным языкам. Театром увлекалась с 14 лет, окончила частную театральную студию А. Ягелло в 1914 г. В 1915 г. уехала в Москву. Была знакома с М. Цветаевой, О. Мандельштамом, В. Маяковским, В. Качаловым. Играла сначала в провинциальных театрах, а затем работала в московских: Камерный театр Таирова (1931–1933), Центральный театр Красной армии (1933–1939), Театр драмы (ныне Московский театр имени В. Маяковского) (1943–1949), Московский драматический театр имени А. С. Пушкина (1955–1963), Театр имени Моссовета (1949–1955 и 1963–1984). Её учителем была актриса и в дальнейшем большой друг Павла Леонтьевна Вульф. Почти четверть века проработала в Театре имени Моссовета, на сцене которого исполнила свои прославленные театральные роли: миссис Сэвидж («Странная миссис Сэвидж») и Люси Купер («Дальше – тишина»). В кино дебютировала в 1934 году в фильме М. Ромма «Пышка». Актриса киностудии «Мосфильм» (1939–1941), Ташкентской киностудии (ныне «Узбекфильм») (1941–1943). Снималась во многих фильмах: «Подкидыш» (1939), «Свадьба» (1944), «Весна» (1947), «Золушка» (1947), «Встреча на Эльбе» (1949), «У них есть Родина» (1949) и др. Её голосом говорит Фрекен Бок в мультфильме «Карлсон вернулся» (1970). Читала А. С. Пушкина. Итогом шестидесятилетней актёрской карьеры стали десятки ролей на сцене и около тридцати – в кино. О Фаине Раневской снято много документальных фильмов, телепередач, написаны книги воспоминаний о ней.
Во Внукове, в отдалении, у деревни Изварино, на пологом холме стояла церковь Ильи Пророка из красного кирпича – брошенная, с куполами из ржавого железа, она всё равно притягивала внимание Раневской, Прутов, мамы, когда мы ходили вдоль внуковского оврага за грибами. Все шли по тропинке на дне оврага, слышался Фуфин свист и голоса наших дачников. Выйдя в поле из оврага, они осторожно рассуждали, что церковь на холме немножко похожа на храм Христа Спасителя, «…но тот был белый с золотом, а эта – другая, но почти такая же по пропорциям и столько же куполов…», – дальше я не слушал, убегал от них за грибами: земля была близко, всего в метре
от глаз. Пчёлы, осы и муравьи меня не трогали, а маму земляной шершень укусил так, что ей стало плохо: была какая-то несовместимость, она могла тогда погибнуть – губы стали пухнуть, синеть, – но рядом с оврагом находилась летняя аптека детского сада, маме сделали укол, всё обошлось. Как-то за мной увязалась коза – идёт да идёт, тряся головой. Фуфа моментально вспомнила кинофильм «Весёлые ребята»: Утёсова во главе стада и Любовь Петровну у плетня. Мы довольно долго шли вместе с козой, войдя в образ, по внуковским улицам «весёлых ребят», где жили создатели фильма Леонид Утёсов, Василий ЛебедевКумач, Исаак Дунаевский, Григорий Александров и Любовь Орлова.
Павла Леонтьевна Вульф (1878–1961) – русская актриса, заслуженная артистка Республики (1927). По совету В. Ф. Комиссаржевской поступила в драматическую школу Поллак, через год перешла на драматические курсы в Императорском балетном училище при Александринском театре. В 1902–1904 годах выступала в Рижском городском театре. После революции Павла Леонтьевна жила в Ростове-на-Дону, где познакомилась с Фаиной Раневской и стала её другом и учителем. Автор нескольких книг воспоминаний. Алексею Щеглову приходилась бабушкой.
В один особенно жаркий день у Прутов на даче было решено идти купаться. Куда? Никакой речки я в округе не замечал. Был только пруд, которым кончалась дачная улица. «Это не „Прут“, а „пруд“, – учила меня бабушка, – на конце не „т“, как у Софьи Ефимовны, а „д“!» В этом тесном пруду тогда бил холодный ключ, и однажды там утонул несчастный юноша – случился сердечный приступ. На этот пруд никто идти не хотел. А речка всё-таки была – маленькая, незаметная, но не ручей, – вилась себе среди кустов, выходила на луг перед Ильинской красной церковью, и там, среди холодной травы, мы расположились для купания.
Я не умел плавать. Бабушка, Фуфа и Пруты сидели на траве, а мама держала меня и ласково и медленно окунала в речную прохладную блестящую рябь – весёлую и неожиданную, с жёлтым песчаным дном, похожим на полосатое нёбо нашего кота. Через год, в Сочи, я осмелел и решил постоять в воде у морского берега – набежала волна и легко опрокинула меня. Помню шум бегущей плотной воды в ушах и крепкие мамины руки, схватившие меня за бока, и – опять – свет, солнце и её голос: «Здесь море – волны, это не Внуково!» Любовь Петровна владела высокой культурой души и чувств. На девятнадцатилетие своей племянницы Маши Орлова писала ей: «…и пусть
Бог бросит цветы счастья на пути твоём…». Когда у нас дома раздавался по телефону её знакомый всей стране голос, она неизменно спрашивала: «Это Алёша?» или «Это Танечка? Здравствуйте, это Любовь Петровна» – и всегда хотя бы два слова: «Как вы, как дела?» Любовь Петровна была для нашей семьи эталоном вкуса, умения одеваться, подбирать аксессуары. Даже ситцевые шторы в розах и такая же обивка мебели на даче в спальне у Орловой были показаны мне мамой в один из визитов к Любови Петровне со словами: «Запомни: всё, что ты здесь видишь, Алёша, самого высокого вкуса». Тогда не было модных западных журналов, каталогов, русский модерн был под запретом, и только деревянные скамейки бедных московских трамваев и коричневые диваны метровагонов являли собой доступный образец красоты интерьеров советской Москвы. А Орлова могла ездить в Париж за обивкой – у неё и Александрова был так называемый открытый счёт и такие же паспорта. Любовь Петровна умела избежать в общении с нашей семьей, да и со всеми другими, высокомерия и снобизма, хотя дом Орловой и Александрова всегда был домом, закрытым для больших компаний.
А на даче у Любови Петровны шли работы по оборудованию и совершенствованию её жизни, которая в нашем понимании уже давно достигла идеала. Орлова и Александров в тот год много путешествовали, были на музыкальном фестивале в Венеции со своим фильмом «Весна».
Ирина Сергеевна Вульф (1907–1972) – дочь Павлы Вульф, актриса и режиссёр, заслуженный деятель искусств РСФСР (1956), играла в спектаклях Станиславского и Завадского. Ставила пьесы Шекспира, Уильямса, Розова, Сартра, Штейна. Ирина Сергеевна была близко знакома и работала вместе с Ф. Раневской, Ю. Завадским, Л. Орловой, Р. Пляттом, Г. Бортниковым. В 1946 г., будучи режиссёром Театра имени Моссовета, поставила спектакли «Русский вопрос», «Девочки», «Маскарад», «Варвара Волкова», «Сомов и другие», «Лиззи Мак-Кей», «Король Лир», «Нора», «Миллион за улыбку». Была вторым режиссёром на съёмках фильма Григория Александрова «Весна». С 1939 года преподавала в ГИТИСе. Мать Алексея Щеглова.
Тем летом по приглашению Орловой моя бабушка Павла Леонтьевна, Тата и я жили на даче во Внукове у Любови Петровны. Я не могу забыть этого дома. Огромная гостиная с камином в углу и каменным киноэкраном, встроенным в стену, деревянной лестницей, дубовыми лавками со сквозными сердцами по бокам, которые придумал Григорий Васильевич, такое же окошечко-сердце на глухой входной дубовой двери, большая крытая терраса, газон, цветы, ёлки, берёзы. Под обаянием этой среды Павла Леонтьевна приготовила с семилетними детьми, Машей Голиковой и мной, ностальгическое представление – попурри из басен Крылова и французских миниатюр. На это сомнительное зрелище на террасу пришли приглашённые соседи: Утёсов с Эдитой, Софья Ефимовна Прут – мать всех Прутов, Лебедев-Кумач, Любовь Петровна и её любимая сестра, Нонна Петровна, со своей семьёй, Григорий Васильевич, Раневская. В доме Орловой и Александрова была какаято театральность, слитая с комфортом. Позже Григорий Васильевич говорил о своей жизни с Любовью Петровной: «Это были сорок два года непрерывного счастья». В том же году Раневская писала о Любови Петровне: «Сказать про Любочку "добрая" – это всё равно, что сказать про Толстого "писатель не без способностей"». Сестра Любови Петровны, Нонна Петровна, запомнилась мне удивительной мягкостью, даже нежностью характера. Это была женщина необыкновенно красивая – таких лиц сейчас нет. Огромные глаза и какой-то изысканный, полный достоинства облик её обладали необычайной привлекательностью. У неё была тяжёлая астма, в Москве она задыхалась. Врач сказал: «Вам надо дышать сеном, доить корову в хлеву – и всё пройдёт». Любовь Петровна выхлопотала ей во Внукове участок неподалёку от своего и разрешение иметь корову. Болезнь ушла. Есть фото Нонны Петровны – она обнимает корову, свою спасительницу.
О Мальчике, знаменитой собаке Фаины Георгиевны Раневской, написано много. Она нашла его на улице – больным, замёрзшим, с переломанными ногами, и ветврачи, к которым Раневская сразу привезла подобранную дворнягу, хотели его усыпить, но актриса не позволила. Его вылечили, и с тех пор пёс жил у Фаины Георгиевны в квартире. Мальчик не мог оставаться в доме один, тосковал и страшно выл, поэтому Раневской приходилось брать его в театр на репетиции. Актриса была к Мальчику очень привязана. После её смерти на надгробии актрисы на Новом Донском кладбище была установлена фигурка её любимого Мальчика. Когда Фаины Георгиевны не стало, Мальчик переехал на Котельническую набережную, в квартиру актрисы, и жил там уже с новой хозяйкой, Светланой Майоровой. Но тосковал очень и продолжал выть. По удивительному стечению обстоятельств Мальчик был похоронен во Внукове – там, куда Раневская часто ездила с семьёй Вульф отдыхать.
Последний раз Фаина Георгиевна отдыхала вместе с Павлой Леонтьевной во Внукове летом 1958 года. Фуфа сняла для бабушки комнату и террасу на даче напротив Прутов; моя мама и Фуфа бывали во Внукове наездами. В одну из редких театральных пауз они привезли с собой нашего обожаемого сиамского кота Тики, попавшего к нам тем же путём, что и альбом Ива Монтана, от С. В. Образцова, который жил на другой внуковской улице и разводил в СССР сиамских котов. Короткий отдых кончился драматически: кот моментально исчез, и убитая горем мама несколько последних дней отпуска ходила по дачным улочкам, призывая беглеца: «Тики, Тики!» Кота обнаружили на седьмой день рядом с дачей. Мерзавец никуда не уходил, а сидел в кустах, внимательно наблюдая за мамиными мучениями, которые прерывались лишь беспощадной критикой Фаины Георгиевны в адрес всего сущего. В архиве Раневской в ЦГАЛИ есть большая фотография Тики, которую я подарил Фаине Георгиевне. На обороте она написала: «Я его страстно любила, называла Кон-Тики, он недавно умер».
* * *
Раневская любила природу средней полосы России, покорившую Чехова и Левитана, и всё пыталась сама писать акварелью стволы деревьев, пруд и дождливое пасмурное небо. Пушкинское «наше северное лето – карикатура южных зим» было ей дороже солнечных полотен мастеров «победившего соцреализма». Поэтому, наверное, она так часто возила нас в Серебряный бор, в Комарово, любила дубовые рощи и овраг во Внукове. Там она гуляла с Павлой Леонтьевной по дорожкам, и они вместе смотрели на зелёно-красную церковь у деревни Изварино.