Ян Кауфман. ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

Джон проснулся, когда за окном уже темнело.

По стеклам нудно барабанил осенний дождь. Вставать не хотелось, было холодно и противно. После очередного запоя жутко мутило, и в голове, словно кто-то требовательно стучал молотом:

- Опохмелиться. О-пох-ме-лить-ся!

Проклиная всё на свете, Джон спустил ноги с дивана и сел, опершись на стол локтями и поддерживая голову ладонями.

«Неужели ничего не осталось?»

Он взял стоящую поблизости на полу бутылку из-под водки и приложился к горлышку.

- Фак! Ни капли… Что за жизнь собачья! - выругался и бросил бутылку в угол,

- Сдохнуть лучше!, - и… неожиданно уронил голову на стол.

Не знаю, какие мысли бродили в его затуманенной голове, но спустя минут десять он, пошатываясь, подошёл к телефону.

***

Энтони, святой отец, готовился ко сну. На столике покоились деревянный крест и чётки. Рядом, в кресле лежала чёрная сутана и кожаный пояс. Падре стоял, позёвывая, полураздетый в одной белой льняной камизе и в домашних тапках, когда неожиданно раздался звонок.

- Падре, вы должны меня выслушать! Моя покойная матушка была ревностной католичкой и всегда говорила мне: «Джони! В трудную минуту иди в костёл к святому отцу. Он поможет». Вот сегодня, падре, у меня как раз наступила эта трудная минута.

- Слушаю тебя, сын мой!

- Благодарю, падре! Вы в этом городе, наверное, единственный, кто меня любит и поможет.

- Да… я вообще люблю всех. Открой душу свою, сын мой!

- Падре! Грешен я, грешен! Конченный я человек! А потому, прежде чем уйти из жизни сей, решил причаститься и признаться во всех грехах своих. Безмерно невоздержан я, падре, к алкоголю. Потому и душа моя горит сверх меры, и спасти меня может только милость ваша, отец святой, пожертвовав мне сейчас хотя бы долларов двадцать.

- Джон, сын мой! Да помилует нас Всемогущий Бог и, простив нам грехи наши, приведёт нас к жизни вечной… Не принимай ещё один тяжкий грех себе на душу. Молись, сын мой, с усердием, и благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца, и общение Святого Духа не обойдут тебя стороной. А с утра я жду тебя на исповедь.

- Отец наш, Един Ты на Небе и на Земле, - услышал Энтони молитву Джона, - Сделай милость, подари мне сейчас двадцать долларов. Всего двадцать долларов, я же не прошу пятьдесят! Ну что тебе стоит, Господи!? Ты же не желаешь, чтобы я сейчас же покончил с собой? Неужели ты не поможешь мне в эту трудную минуту!?

Святой отец, лёжа в постели, терпеливо слушал пространную молитву заблудшего. Перед тем как заснуть, Энтони вспомнилась пословица: "Give a fool горе enough, and he will hang himself".*

- А то и повесится…, - добавил он.

Джон ещё долго в молитвах обращался к Всевышнему со своей просьбой, пока не услышал в телефонной трубке громкий храп падре.

- Господи, вы что там все спите? - завопил он, глядя в темноту окна, за которым уже ковыляла, никому не нужная ночь. А дождь всё лил и лил, заглушая храп падре, стенания Джона и всё земное…

- Где же ваше милосердие, если я не могу получить всего двадцать долларов или просто по-человечески повеситься?! – взывал Джон. - Как после этого жить?

Но небеса молчали.

Джон закрыл окно, задёрнул занавеску, включил свет и чайник. Закурил.

Ночь барабанила по стеклу, пытаясь понять – почему же здесь ещё не спят?

Но и ей никто не отвечал. Только кукушка старинных часов, засыпая на ходу, лениво прокуковала два часа.

- Ку-ку, - грустно ответил Джон, - Уже ночь, а день так и прошёл зазря… Да ещё этот дождь!

Он уронил голову на стол и ненадолго забылся.

Разбудил его чей-то робкий шорох, доносящийся из угла за кучей пустых бутылок.

Джон стряхнул пепел, подошёл, послушал. Ничего.

«С бодуна что только не покажется!» - мелькнуло в больной голове.

Заварил чифирь – полпачки чая на кружку кипятка, и поставил настаиваться. Машинально отрезал кусок хлеба.

Опять зашуршало, и из-за бутылок появилась усатая крыса. Посмотрев по сторонам, она, волоча длинный хвост, прошлась по грязному полу и уселась напротив Джона.

- Привет, висельник! – ощерясь, пропищала она, - Ты только не бойся меня. И всё будет ОК!

Джон с отвращением уставился на крысу.

- Вы… Вы кто? Что за тварь?! Может это обыкновенный глюк? – только и смог глухо отреагировать он, держась за край стола, чтобы не свалиться на пол.

Тварь усмехнулась, показав жёлтые зубы, и слегка пошевелила усами.

- Какой глюк? Надо же! Ну, ты совсем плохой. А то не видишь кто? Конь в пальто, Люцифер с крылышками, Папа Римский, в конце концов Тебя это устраивает?

Джон, силясь что-то понять, морщил лоб.

- Что вам от меня надо? – спросил он, облизывая побелевшие губы.

- Мне? Ни-че-го, - протянула крыса, доедая хлебную крошку, - Я же слышала, как ты клянчил у этих, - она показала лапкой на потолок, - двадцать долларов, А всякие материальные просьбы для них, что снотворное. Видишь - все враз заснули. Или притворяются, что спят. Каждый думает о себе, такова философия жизни. Одна я не могла заснуть и вот, принесла тебе завалящие у меня в подвале эти несчастные доллары.

Она протянула зелёную купюру.

- Возьми их себе на память, хотя вряд ли они тебе теперь пригодятся. Хочу тебя обрадовать - там, в Риме, - крыса опять показала лапкой наверх, - кардиналы единогласно поддержали твоё намерение – повеситься по-человечески. Они посчитали, что это избавит тебя от нечеловеческих страданий и, заодно, оградит их от твоих постоянных просьб и стенаний. Тебе больше не придётся мучиться и клянчить эти доллары. Ты повесишься, и они превратят тебя во что-нибудь стоящее и полезное. Ну, например, в пустую бутылку из-под водки, которая в жизни может ещё пригодиться, или в камень, на который кто-нибудь наступит и сломает себе ногу, или даже в красивую крысу, такую как я, например.

Крыса кокетливо ощерилась и крутанулась вокруг себя.

– Кстати! Если тебе и вправду повезёт, и ты превратишься в крысу - Приму, как самого дорогого гостя!

«Нет, кажется я схожу с ума, - у Джона перехватило дыхание и лоб покрылся холодной испариной, - Зачем меня превращать в кого-то, тем более в крысу?»

Он, с опаской поглядывая издали на злосчастную банкноту, но на всякий случай подвинулся ближе к двери.

- К вашему сведению – вешаться я и не собираюсь, я ж просто так пошутил.

- Смотрите на этого шутника! Это он с Богом запросто шутит. Нет уж, изволь выполнять то, что обещал. Это, кстати, прежде всего в твоих же интересах. Да все будут в выгоде! Даже я. Постарайся понять, пока ты ещё гомо сапиенс! Во-первых. Ты получил редкую возможность повеситься по-человечески, как настоящий венец природы, а не какая-то шелупонь. Во-вторых. В рай ты не попадёшь при всём желании, потому, что взгляни сам, - Крыса широко развела передние лапки и обвела глазами-бусинками всю комнату, - в какой грязи живёшь! Оборванные обои, кругом пустые бутылки, окурки, рваное бельё и грязные носки и тряпки. Таких грязнуль туда не пускают. Вы же там единственный сад испоганите.

- Какое ваше собачье дело? - огрызнулся Джон, - Вы что – санинспектор?

- Ну, не собачье, положим. Я пришла проститься с тобой по-дружески. Мы же, как-никак, пока соседи, в одном доме живём. Ну, так слушай дальше. В-третьих. В ад тебя конечно примут с удовольствием. Ведь ты – лентяй, каких я не видывала. Палец о палец не ударил за всю жизнь. Ни работы, ни семьи, ни детей. Но ты и сам туда, в ад, вероятно, не шибко рвёшься. Да и какому идиоту захочется бесконечно жариться на адском огне? Ты же не совсем идиот? И теперь основное, четвёртое. Лучшим исходом для тебя, как ни крути, это безболезненная реинкарнация. И живи себе припеваючи, и в ус не дуй. Благодать!

Крыса для убедительности повела усами и добавила:

- Ну, и я не останусь в накладе. Каждый же думает о себе. Философия! Знаешь, надоело жить в сыром подвале – твоя комната останется за мной. Ну кто ещё на такую грязь позарится?!

От услышанного, крыша у Джона поехала напрочь.

«Смешалось всё - Ад, Рай, сад, да ещё какая-то реинкарнация. С ума сойти можно от всего этого. Тем более, что я ж ещё и не повесился. Да и зачем мне вешаться?» - крутилось у него в голове каким-то ужасом.

- Джон, а как ты думаешь, что лучше - сойти с ума или повеситься? – вопрошала ехидно крыса, щерясь, - И то и то хорошо. Но сумасшедших кругом полно, и это уже стандарт. А ты будешь - единственный повешенный по-человечески.

И крыса изобразила повешенного человека:

- Вот такой!

Джон судорожно икнул.

- Вы что – совсем ненормальная? – от страха он совсем ослаб, голос осип и сделался беспомощным, - С какой стати я должен вешаться?

Он глотнул уже остывший чифирь. В голове чуть просветлело.

«Ах! Ё-моё! Ей же мою комнату захотелось!» - дошло до него.

Крыса молча глядела на стрелки часов, словно ожидая чего-то.

- Я тебе покажу философию жизни, - раздался голос Джона. И пустая бутылка с силой полетела в крысу…

Внезапно сердито заскрипели дверцы часов, и кукушка прокуковала шесть утра, завершая весь этот ночной кошмар.

Куда-то сразу исчезла усатая крыса со своей жизненной философией.

Джон облегчённо вздохнул. Однако внимание его привлекла не исчезнувшая двадцатидолларовая купюра.

«Ага, - подумалось ему, - значит это мне всё не приснилось, значит это не был глюк! Кажется доллары настоящие и день будет превосходный!»

Настроение улучшилось...

Не веря своим глазам, он на всякий случай, как бы случайно, прижал купюру ногой к полу. Затем, быстро засунул её в карман штанов.

Вспомнив про падре, Джон допил чифирь и надел костюм. Хотелось выглядеть перед священником как-то попристойнее. Он давно не посещал костёл, с тех самых пор, как не стало матушки. Но помнил, как ходил туда исповедоваться, как каялся в грехах своих пред Богом и людьми, как выслушивал епитимью и обещал непременно исправиться. Только всё понапрасну.

«Нет! Сегодня всё расскажу святому отцу. Обо всём, что ночью привиделось. А это чудо с появлением двадцати долларов!»

Джон достал купюру из кармана штанов, зачем-то посмотрел её на просвет, и осторожно сложив пополам, положил в карман пиджака.

Погода уже окончательно разгулялась, светило солнце и щебетали воробьи.

Правой рукой Джон держал в кармане сложенную вдвое купюру, словно боясь её потерять.

Но уже другие мысли начали беспокоить его.

«Если чудо с появлением этих долларов произошло, значит оно произошло с ведома самого Всевышнего, или, в крайнем случае, нашего пастора. Значит они оба меня услышали и были не против, чтобы я просто, по-человечески, выпил, но не повесился. Так зачем мне сейчас идти в костёл исповедоваться? Какие грехи я буду замаливать, если я трезв, как… как никогда? Святой отец же сочтёт меня за ненормального».

Джон остановился, соображая далее.

«Не думаю, чтобы Господь или пастор стали бы возражать, если бы узнали, что я сегодня выпью за их здоровье, за здоровье всех католиков, за это нежданное чудо - двадцать долларов, свалившееся на меня, (пусть оно повторяется хоть ежедневно!). Я даже за крысу выпью!», - решил он под конец.

Мысли враз встали на свои места.

- Вот она, жизненная философия, прости меня Господи, - пробормотал Джон, и с нетерпением открыл входную дверь винного супермаркета «RED and WHITE».**

*«Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибёт».

** «Красное и белое»