Ольга Грушевская. КВАРТЕТ

Глава 1

О теплом августовском вечере и джазовом квартете,

о сломанных бытовых приборах,

о мужьях, клещах и брючных костюмах,

а также о смысле текущего момента

Было около одиннадцати. Августовское бархатное небо мерцало яркими звездами, и поздний вечер был на редкость теплым.

На открытой террасе за небольшим круглым столиком сидела немолодая пара – мужчина и женщина – и неторопливо беседовала. Темноволосая женщина с короткой молодежной стрижкой, одетая в джинсы и голубую футболку, была весела и словоохотлива, на носу поблескивали дорогие очки, на шее – серебряные украшения. Сидевший рядом мужчина, высокий, спортивный, в вишневой ковбойке, из-под которой по-американски выглядывала белая футболка, курил и внимательно слушал собеседницу.

Евгения Николаевна, а попросту – Женечка, рассказывала истории о внуке, вспоминала о любимом сыне, невестке, делилась мыслями и тревогами. Интерес ее собеседника, Вадима Петровича, был искренним и отнюдь не случайным, он то понимающе качал головой, то уточнял и улыбался, и Евгения Николаевна была ему за это благодарна. Она чувствовала в нем единственного человека, с которым можно было поговорить о дорогих им людях – сыне и внуке, поскольку мужчина доводился ей мужем, хотя и бывшим.

Расстались, когда сын был еще подростком, долгое время не общались, переживая обиды, но потом жизнь вновь свела их вместе, как родственников, как близких людей, как друзей, у каждого из которых была уже своя отдельная и самостоятельная жизнь, другого не касавшаяся. А потом и вовсе так получилось, что их уже взрослый сын купил им обоим дачный участок с двумя постройками – для папы и для мамы. Поначалу Евгении Николаевне и Вадиму Петровичу это совсем не понравилось: как это общий участок? зачем? Ведь их жизни уже шли по-разному, да и как приезжать на дачу – по очереди? Как строить хозяйство – совместно?

Но время шло, и удивительным образом все как-то наладилось: Евгения Николаевна выращивала розы и лилии, готовила обеды, вешала в обоих домах занавески, а Вадим Петрович мастерил беседку, чинил электричество и занимался колодцем. Зимой домики закрывали, а летом приезжали вновь: Евгения Николаевна, Женечка, все лето жила в своем домике, а Вадим Петрович приезжал в выходные, оставляя новую – гражданскую – жену в городе заниматься своими делами и внуками. Бывшие супруги никаких личных отношений не имели, восстанавливать их не планировали, об этом и речи быть не могло, но былая совместная жизнь превратила их в близких родственников – не по крови, а по интересам и хлопотам.

Вот и в это лето получилось так, что они проводили время вместе в дачных заботах, а в августе даже за грибами ходили. Вечерами сидели на террасе, курили и обсуждали только им понятные и волнующие истории общего прошлого. Говорили об институтских друзьях, с которыми хранили теплую дружбу, о родственниках, да мало ли о чем. Кому еще все это могло быть так же интересно? Совсем поздно расходились по своим домикам, а в воскресенье к вечеру за бывшим мужем приходила машина, и понимающая мудрая подруга забирала его в свою жизнь, и он уезжал с радостью. А случалось и так, что в выходные к Женечке, женщине хоть и не молодой, но очень энергичной и привлекательной, приезжал ее личный друг Иннокентий, Кеша. Кеша был болтлив, суетлив, а Вадик, напротив, спокоен и терпелив. Благодаря мягкому характеру Вадима Петровича у них с Иннокентием сложились вполне интеллигентные отношения. Все свыклись с таким положением, лишнего не обсуждали, и только соседи за забором хмыкали и удивлялись Женечке, как та порой командовала Вадимом Петровичем и другом Иннокентием, когда оба мо́лодца дружно колодец копали или забор ставили, а потом они втроем на открытой террасе неторопливо обедали.

Вот и на этот раз, августовским теплым вечером, звучали всё те же привычные разговоры, только на лице Евгении Николаевны было написано ожидание. А ждала она близкую подругу к позднему ужину да к утреннему будоражащему походу за грибами, подругу – такую же истовую горожанку, какими были и они с Вадимом Петровичем, подругу по имени Лёля.

А ехала Лёля, которая была помладше и подурашливее своей старшей приятельницы, не одна, а с другом юности Лёнечкой, с которым дружила с девятого класса. Леонид, всеобщий любимец, умел слушать, был внимательным и преданным другом, что не мешало ему подчас пересказывать чужие истории в своей интерпретации, при этом он легко мог сморозить что-то несуразное. Светловолосая Лёля собиралась к подруге почти целый месяц, обе по традиции раз в год ходили за грибами в лес, который был богат лисичками и подберезовиками. Хотелось скинуть туфли на каблуках, сменить офисный костюм на старую куртку, натянуть тертые джинсы, напялить резиновые сапоги, какую-нибудь кепку нахлобучить и побродить с корзиной по лесу. Обо всем забыть, все из головы выкинуть, погрузиться в четвертое измерение, где нет ни оценок, ни обещаний, ни ожиданий, где пахнет влажной травой и ельником, горьковатой землей, где растут грибы, белые и поддубовики, от которых дух захватывает, словно в детстве: ах, нашел белый гриб, совершенство природы!

– Приехали! – воскликнула хозяйка, быстро затушила сигарету и поспешила к калитке встречать поздних гостей.

Первым из машины появился Лёнечка, помог Вадиму Петровичу открыть ворота и в темноте при дружных «Руль выворачивай!», «Давай-давай!», «Проходишь, выравнивай!» старая темно-синяя «ауди»-«бочка» под управлением грацильной Лёльки въехала с узкой дачной улочки на утопающий в цветах Женечкин участок. Под громкие звуки музыки из машины вывалилась одуревшая от долгой дороги Лёлька, деловито поздоровалась, открыла багажник и принялась вытаскивать пакеты и сумки, сетуя на превратности путешествия. А ехать в Кубинку пришлось мучительно долго: вечер пятницы, все москвичи рванули за город и на полдороги растянулась безнадежная пробка. Добрались только через три часа. По пути Лёлька заехала за Лёнечкой, и они, закинув в машину продукты и всякие мелочи, еще долго – по десятому кругу – уговаривали его жену, слабую здоровьем Леру, поехать с ними к Женьке за город. Но Лера с привычной мукой в глазах лишь рукой помахала из окошка на восьмом этаже: не любила она по лесам бегать и ночевать на чужих кроватях, потому осталась книги читать и размышлять о своей грустной жизни, вверив мужа надежным рукам подружки юности.

Лёлька с Лёнечкой ехали молча, и не потому что им было скучно вдвоем, просто многие темы уже обговорены – они знали друг о друге всё, – а новостей не было. Поэтому они слушали по «Радио Jazz» группу The Modern Jazz Quartet[1] – сначала «Одинокую женщину», потом «Осенний бриз» и «Фонтессу».

Взаимоотношения друзей юности отчасти напоминали союз Женьки и Вадима Петровича. Конечно, супругами они никогда не были, но тоже были привязаны друг к другу по-родственному и только друг с другом чувствовали себя естественно, их тоже связывало общее юное прошлое, благодарность за возможность быть самим собой, а еще внутренняя неустроенность, скрывающаяся за бравадой: «Меня все устраивает!» И их действительно все устраивало… Лёлька часто смеялась, представляя Лёнечку своим мужьям и возлюбленным: «Знакомьтесь: Леонид! Он был, есть и будет, как Ленин, поэтому с ним лучше не ссориться». Существование Леонида было неоспоримым, признанным и утвержденным и тянулось красной нитью через всю Лёлькину жизнь.

А за окнами автомобиля несся августовский вечер и влетал в салон дорожными запахами и дурманом путешествия. Иногда тишину нарушали звонки телефона, и Леонид, стараясь быть полезным подруге – ведь она напряженно маневрировала, чтобы объехать пробку, – деловито пытался убавить звук радиоприемника, тыча пальцем не в те кнопки. Лёлька сердилась, хлопала его по рукам и нетерпеливо отвечала на разные звонки. То сын‑подросток звонил: «Мам, ночую у Серого», то Лера еле слышным голосом: «Ну что, доехали?», то Евгения Николаевна: «А вы вообще едете?» – «В пробке стоим, еще полчаса – навигатор показывает». – «Ах, что же вы, когда стоите, делаете?»

И вот приехали и расслабились. И началось позднее финальное действие – плавное и размеренное. Ловкая Женечка все обустроила: быстро организовала вечерний стол, поставила вино и бокалы, сыр, орехи, расставила красивые тарелки, зажгла свечи, и сразу стало уютно и легко на душе. Все устроились и закурили, довольные. Тут и бывший муж Вадим Петрович оживился, принялся что-то рассказывать. Леонид разливал по бокалам вино.

– Что ж там в лесу? – интересовалась Лёлька. – Ах, так грибы найти хочется!

Хозяева заверили, что грибов полным-полно и лучше в дальний лес идти – там белых тьма-тьмущая.

– А у нас сегодня свет выключили, – вдруг сообщила повеселевшая Женька. – И что вы думаете? Телевизор сгорел!

– Так старый был, – усмехнулся Вадим, – туда ему и дорога. Давно пора новый купить.

– Эх, кто бы спорил, – согласилась Женечка, – а ведь все равно жалко. Не по нашей же вине, и получилось как-то насильственно. Вот, мужики, повезете завтра на помойку, – в углу на террасе чернел старый добрый советский «Рекорд».

Друг тут же свою историю вспомнил:

– У нас вот тоже утюг сгорел, так я его починил, правда, не сразу, но сам – даже интересно было.

– Вот молодец, – вставила Лёлька не то с иронией, не то в поддержку и поддела вилкой крохотный огурчик. – Нет чтоб в магазин побежать за новым.

– Да там делов-то – всего ничего. Побежать – это легче всего, успеется. – Леонид сделал глоток вина. – Так вот, починил и продал!

Женька выпучила глаза, открыла рот, но промолчала. А подруга юности не промолчала:

– Да? Интересно. Кому ж?

Бывший муж улыбнулся, а Женька вежливо уточнила:

– Правда, что ли? Ну даешь! Вот так и продал?

Леонид невозмутимо укусил помидор и кивнул:

– Да, а что тут такого? Да мне сами предложили, на работе. Если не нужен, давай мы у тебя купим. А я и не возражал, говорю: пожалуйста, цена – стоимость ремонта, и он ваш!

– А-а, – успокоилась Женька, – тогда ничего еще.

– Ну и правильно, – вмешался Вадим.

Ехидная Лёлька уже готова была вставить шпильку, но заметила, что подруга внимательно ее разглядывает.

– У тебя сегодня какая-то прическа странная, – заключила она задумчиво.

Все тут же забыли про утюг и уставились на взъерошенную младшую собеседницу.

– Что не так? – занервничала та.

– Все так, – тактично сказал Вадим, – разве что слегка лохматая, я, например, решил: это твой новый имидж – художественный беспорядок!

– Мягко сказано! – расхохоталась Женька, у которой стрижка всегда была в идеальном порядке.

А Леонид, оторвавшись от трапезы и подняв глаза на подругу юности, вдруг словно увидел ее по-новому и тоже залился громким раскатистым смехом:

– Действительно, что у тебя с волосами?! Наверное, это потому что в дороге ты все время командовала: «Открыть стекла, закрыть, открыть – закрыть». Вот смотри, что получилось!

– Да если бы я не командовала, у нас бы номера сняли!

На старой «ауди» передние боковые стекла были с сильной степенью затемнения, и, проезжая посты ГАИ (камер тогда не было!), друзья страховались от штрафа.

В это время зазвучал «Полонез Огинского» и Вадик поспешно ответил: «Слушаю!»

– Что делаешь? – поинтересовался низкий голос его новой жены, и бывший Женькин муж исчез в глубине дома.

– Я тут новый костюм надевала, который ты мне подарила, – рассказывала тем временем Лёлька, расчесывая волосы и силясь при неярком освещении разглядеть в мутном стекле свое отражение, – так насилу домой вернулась!

– Да? Почему? – искренне удивилась старшая.

– Он все-таки мне мал, думаю, – горделиво сказала Лёлька.

Дело было в том, что в отличие от многих женщин, мечтающих сбросить килограммы, у Лёльки такой задачи не было. Ей, наоборот, казалось, что из-за своей худобы она непривлекательна. «Карманная женщинка» – называла ее свекровь, а свекор смеялся, обращаясь к сыну: «У твоей жены не телосложение, а теловычитание!»

Женька и Лера, эффектные и изящные, вечно были озабоченны какими-то только им заметными граммами и могли подолгу всех изводить диетическими темами. Лёлька в беседах не участвовала. Еще в юности, когда она была совсем как жердь – мышка серая, – мама как‑то заметила ей: «Лёля, помни, девяносто девять процентов мужчин любят женщин плотненьких, и лишь один процент… – Лёлька была благодарна маме и за малый один процент, но та пригвоздила: – …и лишь один процент любят очень плотненьких! Ты не попадаешь ни в одну градацию, тебе надо есть!» Вот и весь ответ, решила Лёлька и дала себе слово много есть и никогда не худеть.

– Когда ты была в новом костюме, ты как раз с Лерой ужинала, – вставил свое слово Леонид, сидя нога на ногу и выпуская колечки сигаретного дыма в темно-синее небо. – В «Ле Гато». И Лера заметила, что ты сидела напряженная, приняла это на свой счет и подумала: «Может, я что-то не то делаю?»

– Ах, да все она то делала, – отмахнулась от него Лёлька. – А была я напряженная потому, что еле выжила. Женька, твой костюм – испанский сапог!

– Может, и сапог, но модный-премодный! – хмыкнула Женька, которая застала советские времена, когда в продаже еще ничего модного не было и приходилось покупать у фарцовщиков то, что было в наличии, а потому на некоторые нестыковки в размерах или фасонах не обращали внимания. Лёлька хоть и застала те времена, но все же жила чуть в другом времени.

– Да он же мне мал! – почти с гордостью убеждала ее младшая.

– Не льсти себе! Это очень эффектный брючный костюм.

– Я не могла в нем дышать!

– Это мелочи, можно и потерпеть, – стояла на своем Женька, но тут Леонид опять вмешался:

– А Лере он вообще не понравился, – авторитетно заметил Лёнечка.

– Неудивительно, – состроила ему Лёлька рожицу и добавила: – А в принципе, шикарный костюм.

Заиграла мелодия Сезарии Эворы, и теперь уже подскочила Лёля: «Да?» – подспудно она ждала звонка от возлюбленного.

– Доехали?– раздался блеклый голос Леры. – Звоню Леониду, он не берет трубку. Что делаете?

Лёлька сунула телефон Леониду, а тот, успокоив жену, передал трубку авторитетной Женьке, которая вновь громко попеняла Лерке на то, что та не поехала.

– Мне так лучше, – загадочно сообщила Лера, – главное, чтобы из леса Леонид не привез клеща!

– Что? – не поняла Женька.

– Клеща! Вдруг в него клещ вцепится, и он притащит его в мою квартиру! Что я тогда с ним буду делать?

– С кем, – у Женьки округлились глаза, – с клещом?

– Да нет, с мужем. Муж с клещом – это так обременительно! – вздохнула Лерка.

– Муж и без клеща – обременительно, – добавила опытная Евгения Николаевна. Милая Женечка – она знала, о чем говорила.

На этой фразе вернулся Вадик, и Лёлька сказала:

– Я вот что думаю. Завтра надо очень рано встать, часов в семь, чтоб в восемь уже в лесу быть. А то выходной – куча людей выползет и соберет все наши белые!

– Да кому твои грибы нужны? – заметил Леонид, для которого грибы были лишь поводом побродить по лесу для отдыха. – Они либо есть, либо их нет.

– Я помню, как в детстве, когда мы за грибами ходили, в этом было даже что-то ритуальное, – начала вспоминать Лёлька, – мы очень рано вставали, часов в пять! От нашей дачи надо было ехать еще минут тридцать. Мамина сестра всех будила, бутерброды – на ходу, чай рот обжигает. У нас тогда машины не было, шли до станции пешком, потом электричка, потом через просеку. Вокруг по полю туман стелется, ноги тут же влажными становятся, входишь в лес весь в ожидании. Много грибов тогда было, но все равно каждый раз, когда находили, дух захватывало. Почему? Я всегда кричала: «Белый! Белый нашла!», а иногда просто так кричала, потеряться боялась. Да я и сейчас боюсь, у меня топографический кретинизм. Если в лесу меня бросите, я в нем так и останусь жить.

– Да что там теряться, – засмеялась Женька, – пойдешь на звук электрички.

– Ей бесполезно прислушиваться, – вставил Леонид, тщательно пережевывая кусок колбасы, – она ни черта не слышит.

– Ой-ой, очень смешно, – обиделась Лёлька, которая действительно была туга на ухо. – Нет, все эти опознавательные знаки не для меня: по солнцу там, по муравьиным кучам.

– Да нет, при чем тут какие-то кучи? В нашем лесу никуда не денешься, – успокоил Вадим по-отечески.

– Если я потеряюсь, то буду звонить вам!

– И что ты нам скажешь? – рассмеялся Леонид. – Вот, сижу тут на пне, рядом со мной елки? И мы сразу поймем, где ты находишься? – И засмеялся еще громче.

– Да я, Ленечка, на тебя и не надеюсь, – парировала его нападки Лёлька, давно привыкшая, что к ее стенаниям он относится со здоровым чувством юмора, – да и на вас, Вадик с Женечкой, тоже надежды нет. Буду звонить родителям, хотя папа меня не найдет, он тоже в лесу путается. Одна надежда – на маму.

– И как же она найдет тебя? – не унимался друг юности, вновь разливая вино.

– Не важно. Не знаю. Мама найдет.

– На вертолете прилетит, что ли?

– На вертолете? Запросто! – подхватила Женька. – Анна Ивановна точно найдет, с ее‑то характером!

Вновь запела Сезария Эвора, и Лёлька ответила: «Да?»

– Что делаете? – раздался голос ее близкого приятеля. Сердце екнуло, она покинула компанию и, спустившись по ступенькам в сад, открыла машину и забралась в темноту салона. Голос в трубке звучал устало.

– Ты как там? Доехала?

– Доехала.

– Ты с кем?

– У нас квартет: моя подруга с бывшим мужем, и я с другом юности.

В телефоне возникла пауза.

– Странная компания, тебе не кажется?

Лёлька хотела было согласиться, но передумала:

– Нет, не кажется. В жизни бывает по-всякому.

Приятель молчал, видимо, у него на языке вертелся вопрос, но задавать его он не спешил. Было поздно, он только что вернулся из недельной поездки, выяснять ничего не хотелось.

– Когда вернешься?

– Завтра.

– Понятно...

– И что понятно тебе? – Лёлька поймала себя на мысли, что она, сорокалетняя женщина, разговаривает как школьница или, что еще хуже, как героиня дешевого любовного романа.

– Да, в принципе, ничего, – ответил близкий приятель, и в его голосе прозвучала досада. – Ничего не понятно. Но это не суть.

– Ты сердишься?

– Еще не знаю. Устал. Позвони перед выездом. Соскучился. Хочу видеть тебя.

– Я тоже соскучилась. – А что Лёлька могла еще сказать? Это была чистая правда, но чистой правдой было также и то, что в этот вечер ей было на редкость хорошо с друзьями.

Связь прервалась. Лёлька сидела в машине и смотрела на ярко освещенную террасу, где виднелись темные силуэты и раздавался смех: Женька вспоминала их с Лёлькой поездку в Париж, а Вадик с Лёнечкой что-то беспрестанно комментировали – вразнобой или одновременно, – и было весело и тепло на душе. Лёльке хотелось просто сидеть и смотреть на них, и если бы спросили, что такое счастье, то она бы ответила: «Вот оно». Такие минуты надолго остаются в памяти – минуты одной тональности, созвучия, единой и неразрывной цепочки взаимопонимания и непреходящего желания делиться мыслями, воспоминаниями, минуты тепла и беспричинного дружеского веселья от того, что просто живешь.

«Странно, – думала Лёлька, – как странно складывается все в этой жизни. Вот сидят люди, разговаривают, и в эти минуты им хорошо именно вместе. Эти люди – мы. А кто эти мы? Моя подруга, ее бывший муж, я и друг юности. По сути, мы просто друзья, и у каждого давно своя жизнь и своя трагедия, свой нынешний быт и привычки, от которых никто не откажется, свои знакомые стены и мужья да жены и их не пересекающиеся друг с другом мысли. Но здесь, в эти минуты, нам, осколкам текущей жизни, так хорошо вместе, что непонятно, где жизнь настоящая, а где лишь ее проекция. И что есть проекция? И что есть жизнь настоящая? И в чем вообще смысл? Если жизнь – это вереница будней, то здесь ее нет. Если жизнь – это вереница крохотных счастливых мгновений, которых, может, у каждого наберется от силы с десяток, то тогда эта жизнь – вот она, здесь, с мотыльками, с дыханием бархатной ночи, с небом иссиня-черным, усыпанным звездами. А в августе звезды падают и можно наконец загадать желание, которое все равно не сбудется, а если и сбудется, то совсем не вовремя, когда оно тебе уже не нужно и ты ничего не ждешь. И вот мы живем. И, похоже, живем счастливо».

Лёлька понимала, что все эти сумбурные мысли только ее, друзья наверняка думают иначе, а она романтик и идеалист. Хотя как узнать, кто прав, реалист или романтик, кому в этой жизни легче? Ведь реальность у каждого своя, соизмеримая с накопленным опытом и отношением к жизни.

Лёлька встала, потянулась, с какой-то грустью посмотрела на темный дисплей телефона и направилась к дому, чтобы присоединиться к друзьям и исполнить свою партию в их милом квартете.

Глава 2

О молочно-розовых лучах солнца,

о грибах и задуманных желаниях,

о незнакомке, любимом муже и пауке,

а также о верном Лёньке и Республике ШКИД

Утро наступило быстро и рано, как и хотела Лёлька. Всем были выданы специальные «грибные» одежды, обувь и ножи для срезания урожая. Лёле досталась некогда модная, изрядно потрепанная оранжевая кепка и сапоги на теплой подкладке, оказавшиеся почему-то мокрыми внутри. Евгения Николаевна ее успокоила, заметив, что это не имеет никакого значения, поскольку ночью шел дождь и ноги все равно через пять минут промокнут.

Лес встретил их утренними молочно-розовыми лучами солнца, длинными, как от театрального прожектора. Свет пробивался сквозь ветви деревьев и высвечивал в ельнике моховые полянки. Все предвещало удачу – уж больно по-грибному все вокруг пахло и выглядело.

Лёлька сразу поставила перед собой две важные задачи, по сравнению с которыми все остальное в тот день меркло. Первая задача возникла, как только компания углубилась в прозрачный лес, и была предельно проста: ни за что не потеряться.

Вторая же задача обозначилась, когда ее подруга, а за ней и бывший муж звонко прокричали из-под разных деревьев: «Белый! Огромный! Чистый!» Формулировка сложилась мгновенно: Лёлька должна была найти два (два, конечно, очень скромненько, но зато надежно)… нет, решила она, чуть поразмыслив, три (три тоже не так уж и опасно загадывать) белых. Тогда ее желание исполнится! Какое желание и при чем тут белые грибы? А дело было в том, что в эту игру она играла с детства: найдешь загаданное число белых – сбудется твое желание, не найдешь – свободен, желание не сбудется. Желание же у Лёли все‑таки было. Риск, конечно, но… подруга-то с мужем уже нашли белые, вот и она найдет не только опёнки – еще полдня впереди!

Продвигались друзья вперед по-разному: кто шел по прямой, сосредоточенно глядя под ноги, иногда оборачиваясь, не отстали ли остальные. Кто-то заглядывал под каждый кустик и, нагибаясь к каждой поганке, долго ее рассматривал. Кто просто шел и думал на отвлеченную тему, а грибы сами перед ним выскакивали: «Я здесь, бери меня!» А Лёнечка, например, чуть отстав, носился, как заяц, заметающий следы, по зигзагообразной траектории. Его не было видно за деревьями, приходилось перекрикиваться, но чаще по треску сучьев можно было понять, где он мечется.

Конечно, грибы не были прямо-таки самоцелью – хотелось погулять, подышать лесным воздухом, походить по мягкой траве. Иногда друзья спонтанно делились на пары в разных комбинациях и, обменявшись впечатлениями и похвалившись уловом (а улов состоял все больше из сыроежек, опят и подберезовиков), переходили на какие-то обычные «городские» темы, что совсем не мешало им внимательно смотреть под ноги.

«Мое лето – громкое и легкомысленное, – думала Лёлька, кряхтя перелезая через какие‑то поваленные деревца и машинально оглядывая их в надежде обнаружить семейство опят, – уходит мое лето как песок сквозь пальцы. Скоро и осень и зима в одном флаконе – что мне с ними делать придется? – Она остановилась и, запрокинув голову, посмотрела на верхушки деревьев. Воображение мгновенно нарисовало сначала осенний багряный лес, а затем зимний, голубоватый и заснеженный. Она поежилась. – Да, все будет спокойно, хрустально и отстраненно – "и да, и нет" одновременно, "можно сегодня, а можно завтра", что значит "никогда", вместо летнего "сейчас!". И плед, и чай, и камин, и книга, и добрые лукавые глаза, ни к чему не призывающие, и прохлада во всем: в окружающем мире, в глазах, в душе и в мыслях. – Лёля вздохнула. – О эта ясность мысли солнечным зимним утром! Как она пронзительна и как жестока, как гильотина, раз – и возразить уже нечего. Осенней зимой и думается лучше, и проблемы, наверное, решаются, и запертые двери открываются... – Она вновь начала продвигаться вперед, волоча промокшие ноги и удивляясь, как далеко от нее был город – с его шумом, суетой и вечерними огнями. – Прощай, мое беспорядочно-суетливое лето. Опять я ничего не успела. Эх, там, где любовь, там всегда беспорядок, а порядок бывает только на кладбище. – Тут она присела и внимательно посмотрела на нечто, напоминающее маленький белый гриб. Она с радостью его сре́зала (а это оказался именно он), чуть огорчившись из-за крохотного его размера, удовлетворенно пробормотала: "Раз! Раз уже есть! Осталось еще два и три" – и пошла дальше, вновь предавшись размышлениям: – И будет осень, и будет зима, и мне опять будет все равно, и я опять впаду в "гармонию" и созерцательность, к которым я так долго шла, а придя, расписалась в своей тоске по греховности и несовершенству».

Тут Лёлька оглянулас ь и все ее философствования мгновенно улетучились – вокруг никого не было! Ни рядом, ни среди деревьев в отдалении. Не было слышно даже хруста сломанных веток от пробегающего где-то Лёнечки. Лёлька тут же издала тревожное «Ау-у-у!», но ответа не последовало. Она крикнула громче и протяжнее – опять тишина. Никто не отозвался и после ее пятого, а потом и десятого, уже почти истерического крика, и тогда она поняла, что ее худшие опасения оправдались и первая задача не выполнена, а заверения бывших супругов, что никто не потеряется, оказались напрасными.

«Ну вот, – подумала Лёлька, – вот и верь друзьям. Наступил этот неприятный ожидаемый момент, когда мне все-таки придется позвонить маме и обратиться за помощью. Не исключено, – продолжала она размышлять, – что сначала потребуется попросить прощения за все содеянное и несодеянное, за всю мою прошедшую жизнь. А что мне остается делать? Я в безвыходном положении!» Она обреченно вздохнула и уже полезла за телефоном, когда тот неожиданно зазвонил сам. «Ура, – радостно подумала Лёлька, – меня уже ищут!» – и закричала в трубку:

– Да! Да! Это я!

– Привет, – сказал приятный, но незнакомый женский голос.

– Привет, – ответила Лёлька, тщетно силясь определить, кто это.

– Как хорошо, что я дозвонилась, мне надо тебе перевести деньги – целый день стараюсь, но что-то блокируется. Вот звоню уточнить ситуацию. У тебя карта к телефону привязана?

Не улавливая, о чем идет речь, лихорадочно перебирая возможные варианты и одновременно греша на мошенников, Лёлька пробормотала неопределенное:

– Да-да, понимаю... – Она растерянно покрутила головой, уже не чая хоть кого-то увидеть, и трагически заключила: – …надо что-то придумать… Дело в том, что я сейчас… в достаточно затруднительном положении… я одна…

– Да-да, я тебя хорошо понимаю!

Лёля не была уверена в том, что ее бормотание истолковано верно, и аккуратненько уточнила:

– Я имею ввиду, что в данный момент я не в… лучшей ситуации… даже не знаю, как объяснить… кажется, я потерялась…

– О да, растеряешься здесь, но это так естественно! Всем на всех наплевать, пробегут мимо – даже не заметят, – согласилась женщина сочувствующе. – Вот и получается, что полгода всё никак деньги тебе не мог перевести! Хорош гусь! Даже я от него такого не ожидала!

В это время Лёлька наступила на какую-то ветку, та хрустнула, она споткнулась и, чтобы не упасть, еле успела ухватиться за еловую лапу, попав при этом в лесную паутину.

– Черт! – воскликнула она, отплевываясь и пытаясь снять с лица липкие нити (где мог оказаться сам паук, она боялась даже думать). – Черт бы побрал этого паука!

– Да, совершенно верно, на твоем месте, я бы тоже назвала его пауком, – согласилась с ней женщина в трубке. – Ты знаешь, я тебя прекрасно понимаю, мы, женщины, должны быть солидарны, ведь заранее неизвестно, когда сама попадешь в такую же историю.

– Согласна, – буркнула Лёлька, все еще отплевываясь, – но… видите ли... я не знаю, что же мне делать. Никого нет…

– Не волнуйся, – решительно сказал в трубке уверенный голос, – все, что смогу, сделаю.

Но Лёлька ее почти не слушала, да и до разговоров ли ей было.

– Ау-у-у! Где вы? Куда пропали? – в панике на весь лес заголосила она, пытаясь обнаружить своих друзей: – Я погибаю!

– Я здесь, не кричи, ничего не бойся, я тебя прекрасно слышу, все будет хорошо, погибнуть я тебе не дам, – затараторил сочувствующий женский голос. – А разве мы с тобой не на «ты»?

Лёлька была в отчаянии, она понимала, что единственным человеком, который мог ее спасти, ее последней надеждой оказалась словоохотливая незнакомка, поэтому она наконец остановилась и, плюхнувшись на мокрый пень, по-деловому сказала:

– Так, хорошо, раз мы на «ты», то давай все сначала: во-первых, кто ты, во-вторых, какие деньги, кто и куда должен перевести, в-третьих, что от меня-то требуется? Я уже сама готова тебе заплатить, только вытащи меня из этой чащи!

Уже через минуту она смеялась и слушала последние новости о Ромке, своем бывшем муже, ибо незнакомкой в трубке оказалась его нынешняя жена, возникшая незамедлительно после развода с Лёлькой. Конечно, какое-то время они были врагами, но, как это иногда случается, с годами все изменилось: жизнь сгладила углы, обиды остались в прошлом, началась совершенно новая жизнь – с другими эмоциями и людьми. К тому же у Лёли от этого брака остался пятнадцатилетний сын, и его дружбе с новой семьей отца она не противилась. Ежемесячные алименты тот исправно выплачивал, но в какой-то момент что-то в природе перещелкнуло, погасла красная сигнальная лампочка и поступления прекратились. Неконфликтная Лёля вздохнула и грустно подумала: «Все когда-то кончается», но скандалить не стала, а все расходы взяла на себя.

Теперь же звонок ее очень порадовал. Во-первых, известие о недополученных деньгах всегда приятно. А во-вторых, могла ли она подумать, когда они еще жили с Ромкой (и были семейные ужины, и гости по праздникам, и бушевали страсти «люблю – не люблю», и ревность ко всем московским фонарным столбам не давала покоя), что пройдет каких-то лет десять, и она спокойно, без трепета и сердечной боли, будет весело болтать по телефону, а если надо, то и встречаться с новой семьей некогда самого дорогого и любимого человека, и что Ромкина молодая жена станет беспокоиться о своевременных переводах, и они будут общаться весело, и на сердце будет радостно. Нет, такое разве только в кошмарном сне могло привидеться.

Да, по-разному бывает в жизни. И так тоже случается.

– Ну хорошо, – говорила Лёля, снимая сапог и вытряхивая из него еловую труху. – Давай в субботу встретимся.

Закончив разговор, она вдруг ощутила, что ее страх испарился, а найти дорогу из леса – пара пустяков, надо только прислушаться и пойти на звук электрички.

– Ты с кем разговаривала? – неожиданно услышала она голос за спиной.

Лёлька вздрогнула и ответила голосом бывшего мужа:

– У меня были переговоры!

Рядом с ней стоял родной Лёнечка, в болоньевом плаще и большой панаме, и, как всегда, широко улыбался.

– Какая же ты смешная, Лёлька!

Это было истинной правдой. Если бы кто-то из офиса увидел Лёльку в этот момент, то, наверное, вряд ли бы в ней признал офисную статс-даму. На пне сидела смешная девочка‑подросток из «Республики Шкид»[2]: широкие брюки с карманами – от подросшего сына достались, дачная куртка с полузастегнутой молнией, торчащие из-под кепки в разные стороны пряди светлых волос, лицо без косметики – беззащитное, глаза припухшие, блеклые. И вся в паутине. Лёлька залихватски перевернула кепку козырьком назад, поправила волосы и спросила:

– А так? Так лучше?

– А так еще смешнее, – рассмеялся Лёнька и заботливо, с нежностью убрал с ее волос желтый листик. – Ну что? Нашла что-нибудь?

Лёлька посмотрела на крохотный белый в своей корзине, и сердце замерло: еще две штуки – и желание исполнится!

– Вот, – кивнула она на скромный улов.

Лёнька, презрительно хмыкнув, извлек из пакета огромный белый, красивый, как на картинке.

– Вот это я понимаю, – гордо похвастался он. – Вот как искать надо!

И снова раздался телефонный звонок.

– Да, – ответил друг юности.

– Ты где? – прошуршал еле слышно голос его жены.

– В лесу, – ответил он и резко сковырнул палкой подвернувшийся валуй.

– А у меня опять тридцать семь и две, нездоровится… Что ж, всем привет. Только смотри, не привези клеща.

– Я стараюсь, – пообещал Леонид. Он всегда выполнял обещания.

– Знаешь, когда вернешься из леса, скажи, пусть осмотрят тебя, – строго велела больная Лера. – Пусть Евгения Николаевна проверит, она самая ответственная.

– А! Вот вы где! – послышался веселый голос Женечки, той, которая была Евгенией Николаевной. – Ну как настроение? Погуляем еще?

Вопрос был риторический. Мало-помалу начала сказываться усталость. К тому же грибов в лесу, против ожидания, оказалось не так уж и много, внимание грибников стало рассеиваться. В корзинку пошли уже грибы поскромнее. Но мысль о необходимости найти еще два белых для осуществления заветного желания заставила Лёлю бодро кивнуть головой. Конечно, она устала и сапоги насквозь мокрые. Она несколько раз поджала пальцы на ногах, окончательно убедившись, что им уже ничто не поможет, – в сыром тепле ступни превратились в скукоженные конечности эмбриона. Но что делать? У нее ведь была заветная цель.

Компания сменила курс и двинулась в другом направлении.

Глава 3

Об упрямстве и сапоге с водой,

о том, что будет все хорошо,

о том, как сложно думать и не думать,

а также о том, что с Лёлькой – только в психушку

Друзья бродили еще часа два, иногда натыкаясь на места, где уже побывали. Лес вдруг превратился в бурелом и темную чащу: повсюду – заросли кустарника, поваленные деревья и высокая трава. Чуть поплутав, компания все-таки вышла к заветному месту.

– В лесу всегда есть заветное место, – сообщила неутомимая Женька, опираясь на свой многолетний опыт, – и каждый раз новое! Это место, где идет основной сбор урожая!

Компания бросилась срезать кучки опят, но радость была недолгой. Внезапно Лёлька остановилась и поняла, что она больше не может – а главное, не хочет – собирать грибы, словно в ней переключили программу и отключили питание. Она громко выдохнула: «Всё!» – и сдалась, заголосив, что надо возвращаться, так как силы ее на исходе, а обратный путь небыстрый. С ней пытались спорить, а особенно рьяно – Женечка, мгновенно перевоплотившаяся в Евгению Николаевну, с ее необыкновенной азартностью. Но это не подействовало.

– Мой долг выполнен, – с видом упрямого ребенка мотала головой ее младшая подруга, – я что могла – собрала, устала, хочу есть и сидеть в доме.

– Какая же ты все-таки слабая, – досадовала ее подруга, вдруг став похожей на Лёлькину маму, Анну Ивановну. – И упертая!

– Отведите меня домой, – хныкала Лёлька.

– Перестать ныть. Вот я каждый день так ходить могу, – строго заметила Женька и, покрутив головой, прислушалась. – Вадик, что-то электрички не слышно…

Вадик и Лёнька тоже прислушались, а потом одновременно сказали:

– Нам – туда! – и показали в разные стороны.

Женька нахмурилась и повела всех в «свою» сторону, хотя мужчины ей возражали и опять приводили в пример муравьиные кучи, спилы деревьев и звуки какого-то трактора. Троица всю дорогу спорила, а Лёлька шла молча, окончательно смирившись с мыслью, что ее поход в лес потерпел фиаско. Она из последних сил тащила в руке полную корзину опят, но она так и не нашла главного – задуманных «два… а лучше три белых», а найденный крошечный гриб с насмешкой на нее поглядывал: «Вот я – твое желание. Смотри, какое маленькое и слабенькое…»

Было около двух часов дня, когда компания вышла из леса на открытую местность. День был в самом разгаре, и нестерпимо пекло солнце. Друзья шли, лишь изредка перебрасываясь пустячными фразами и еле волоча промокшие ноги. Куртки были завязаны рукавами на поясе, кепки сняты, пуговицы на рубашках расстегнуты. Проходя через ров к шоссе, Лёлька, которая плелась в хвосте, чертыхаясь и кляня судьбу, провалилась по колено в яму, зачерпнув полный сапог грязной воды. Но ей уже было все равно. Все равно было и остальным – они лишь полуобернулись на ее жалобный всхлип и равнодушно двинулись дальше.

Обратная дорога располагала к разного рода размышлениям.

Вадим, например, думал о том, что лето выдалось удачным: он многое успел, много где побывал. Он думал о том, что все-таки жизнь – хорошая штука. Вот можно, например, ходить в лес за грибами, ходить с приятной компанией, а потом идти по дороге с Евгенией Николаевной – милой Женечкой, смотреть на нее искоса, слушать ее байки, переживать, улыбаться и удивляться тому, что на душе хорошо и спокойно. Да, пусть все получилось так, как получилось. Пусть у них разная жизнь. Но ведь сумели же, смогли забыть обиды, отсеять мелочи и сохранить самое главное в человеческих отношениях – тепло и уважение. Да, прикипели душами, и ничего с этим не поделаешь. Как все-таки все хорошо сложилось: и у сына удачно, и невестка чудо, и внук растет умницей, да и вообще…

«Да, – улыбался Вадим, щурясь на ярком солнце, – да… хороший день… хороший… а завтра я уже поеду в город… приедут за мной и увезут в другую жизнь… поеду… поеду, и там все будет тоже хорошо», – он улыбался, но этого никто не видел.

Евгения Николаевна – милая Женька – тоже думала, но мысли ее были путаные, как вся ее жизнь, как бы она ни старалась ее упорядочить. Она думала о своих цветах на участке, что скоро осень и надо что-то пересаживать. А потом пробежала соседская собака и мысли ее уже в который раз вернулись к умершему год назад Грею – ее тоска по нему была порой такой нестерпимой, словно отрезали кусок сердца и бросили одну бродить в чужом краю, откуда возврата нет. А еще она думала о том, что не очень везет им с Лёлькой в личной жизни, хотя… а как по-другому? По-другому никак. И так плохо, а эдак совсем невозможно. Ведь иначе это были бы не они, а какие-то другие люди. Нет, наверное, они просто задиристые и всегда им всего мало. Да и что за глупости, разве им не везет? Да они самые счастливые! Потому что до жизни жадные. Да, а еще надо будет усы у клубники обрезать, вот соседи, например эти, так давно уже все сделали. А вообще, скорее б все уехали – что-то гости, хоть и такие близкие, стали утомлять. А когда все уедут, станет тихо, тогда можно сесть одной на террасе среди своих цветов, выкурить в тишине сигарету, а потом взять любимую книгу… или не брать, а просто думать… о себе, сыне, внуке. Главное, чтоб не мешали. Хотя, конечно, хорошо, что ребята приехали – тепло как-то все получилось, да и день солнечный…

«Да, – задумчиво размышляла Женечка, доставая из кармана сигареты, – да… хороший день… хороший… и розы мои цвести продолжают, и бегонии… пожалуй, не поеду в город сегодня, а поеду на работу… в понедельник с утра… опять уеду в другую жизнь… и там все будет тоже хорошо, наверное», – рассуждала Женечка, но о мыслях ее никто не догадывался.

Лёлька же старалась вообще не думать. Но у нее это получалось всегда плохо, а точнее, не получалось вообще. Мешали ее же мысли, эта суетливая работа мозга, потому она чуть прикрыла глаза. Эх, Москва, как в этом городе жить солнечной женщине? В Москве одна суета, звонки, беспорядочные встречи с людьми, о которых не думаешь, одна напряженность. Она пока еще за городом, пока отстранена от этого, но уже начинает ощущать знакомую, комнатной температуры, муть суеты. И все же внезапно, до боли, до ломоты в руках, она вдруг ощутила нестерпимое желание поскорее влететь в квартиру и с ходу, прямо с порога, обнять и прижать покрепче к себе сына. Чувство наполнило ее и выплеснулось в яркий солнечный свет, от которого слепило глаза и лились слезы. Наверное, это и было счастье – то счастье, ради которого она, по сути, жила и радовалась своим же дурацким радостям. И только сейчас она ясно осознала, что все, что вокруг нее вертится, лишь проекция ее огромной и не помещающейся в ее худом теле любви к сыну.

«Да, – думала Лёлька, еле волоча ноги в хлюпающих сапогах и стараясь не думать. – Да… хороший день… хороший… и вечер будет чудесный… скоро вернусь в город, в другую жизнь… и черт с ними, с тремя грибами… я и без них уверена, что меня ждут и любят… и все будет хорошо, я уверена», – Лёлька плыла по своим мыслям, но никому ее мысли интересны не были.

А Леонид ни о чем не думал, и у него это отлично получалось, он даже не прилагал к тому усилий. Он просто возвращался из леса домой, по-детски размахивая пакетом, в котором болтались грибы. Он точно не знал, нужны ли ему эти грибы вообще, и что они с Леркой будут с ними делать: поджарят, заморозят, замаринуют или просто выкинут, – ведь не в этом же дело. А дело было в приключении: в пролетающей за окном дороге, в мотыльках и тишине августовской ночи, в лесном запахе, азартном поиске и последнем летнем солнце… да, собственно, не важно, в чем – в самой жизни, наверное.

«Да, – наконец заключил Лёнька, мысленно подытоживая свои ощущения, – да… хороший день… хороший… приеду сегодня домой… приеду в другую жизнь… грибы почищу… в морозилку брошу… или не почищу, а просто выброшу… и все будет хорошо», – он щелкнул зажигалкой, закурил, но никто на это не обратил внимания.

…Джазовый квартет закончил выступление, и музыканты вышли на поклон; зрители не отпускали их, поэтому на бис они исполнили «Снова вместе!»[3] – отличную композицию!

Всю обратную дорогу дождь лил как из ведра, и была ужасная видимость, а потому опять плелись еле-еле. Когда машина остановилась около дома Лёнечки, был уже поздний вечер.

– Ну пока, – сказала Лёлька и потрепала Лёнечку по волосам. – Клещей нет, проверено! – Потом добавила: – Хотя со мной ты мог бы жить и с клещами.

– Нет уж, увольте, – хмыкнул Лёнька, – с тобой – только в психушку.

На прощание он нежно чмокнул Лёльку в щеку, выпрыгнул из машины, стараясь не попасть в огромную лужу, а потом, когда старенькая «ауди» тронулась с места, еще пару раз с заботой оглянулся, чтобы убедиться, что с Лёлькой все нормально.

Скорей бы домой, в свою размеренную жизнь!

2020 г.

[1] The Modern Jazz Quartet (MJQ, Модерн Джаз Квартет) – джазовыйквартет, созданный в 1952 годувибрафонистом Милтом Джексоном, пианистом Джоном Льюисом, контрабасистом Перси Хитом и ударником Кенни Кларком. Окончательный состав квартета сформировался в 1955 году, когда Конни Кэй заменил Кенни Кларка. Ггруппа существовала до 1974 года. [2] «Республика ШКИД» – советский художественный фильм, созданный в 1966 году на киностудии «Ленфильм» режиссером Г. Полокой по одноименной повести Гр. Белых и А. Еремеева, написанной в 1926 году, о жизни беспризорников в Школе социально-трудового воспитания имени Достоевского (ШкИД). [3] Композиция джазового квартета Modern Jazz Quartet «Together Again!», Live At The Montreux Jazz Festival’82 (Pablo Records).